Березонька - [38]
Через недельку она завела разговор о Привольном переулке:
— Пора домой! Где Макар телят гонял, видела, хватит, здоровье, тьфу-тьфу, не сглазить бы, возвращается, теперь уж никакой дьявол не возьмет меня, пока душа не выйдет вон. Домой! В гостях хорошо, да дома лучше. Самый лучший курорт — дома…
Боли, правда, не такие, как раньше, иногда появлялись, но ее это не тревожило — хорошенького понемножку. Что-то в ее сознании перевернулось. Возможно, она действительно спасена — Полинька ее из рук ангела смерти вырвала…
Выписать домой свою старую подругу Полина Наумовна согласилась с одним условием: чтоб она честно выполняла ее требования.
Пожалуйста, почему бы нет?
Последнюю ночь в больнице Клара Борисовна не могла заснуть. Волнение не покидало ее. Давид Исаевич сидел возле нее, ждал, пока она сомкнет глаза, чтоб и самому вздремнуть немного. Он, однако, не дождался — что-то да стоит бессонная неделя. Разбудила его знакомая, грустная мелодия. Пела мама. Ее голос! Сомневаться не приходится. Мотив и слова песни Давид Исаевич знал очень хорошо с самого раннего детства. Песню эту ему очень часто пела бабушка Малка. И мама потом пела эту песню. Давид Исаевич любил эту песню о музыканте, о его скрипке с живыми струнами, о любви и страданиях. Конец песни Клара Борисовна напевала неожиданно бодро, хотя финал далеко не веселый: «Одна-единственная струна осталась — но музыкант жив, ах, как хочется, как жаждет он играть. Он берет скрипочку в руки — настраивает ее, но нет, напрасны его старания… Струна всхлипывает, рыдает, вздыхает и… лопается… Порваны струны — лежит на земле старая, сломанная скрипка. Нет больше скрипки, нет струн. Кончилась глупая песенка».
Глаза Клары Борисовны слипались, она еле слышно прошептала:
— Домой! Домой…
ЗАРЯ МОЯ ВЕЧЕРНЯЯ
1
Давид Исаевич стоял возле широкого окна кабинета графики и смотрел во двор. Там, возле старого грузовика, возились с мотором студенты. Они о чем-то спорили. Голосов не было слышно, но, судя по резким и угрожающим жестам, страсти накалялись. Один из студентов, высокого роста, одной рукой указывал на мотор, а другой отталкивал от машины двух своих приятелей.
«Порою и сила служит доказательством», — усмехнулся Давид Исаевич, но тут же помрачнел, вспомнив утренний скандал у себя дома. Он, педагог, сам едва не выпорол своего сына, упорно не желавшего делать зарядку. Жена успела выхватить малыша из его рук, но при этом сама едва не упала. И не подставь он руки, его Евдокия Петровна сильно бы разбилась. До сих пор досадно — зачем вспылил?
Тревожное чувство, притупленное деловой суетой, вновь охватило Давида Исаевича. Удручали не слова, какие жена высказала ему после происшедшего, — они были вполне справедливы. То, о чем она промолчала, угнетало больше: глаза ее излучали презрение.
«Трудно ей со мной, — думал Давид Исаевич, пытаясь подавить нахлынувшую тоску. — В прошлом намаялась. И теперь тоже мало радости. А я даже не извинился перед ней…»
Возня у грузовика во дворе начала раздражать Давида Исаевича. Выйти, что ли, разобраться, в чем там дело? Все-таки он декан ФОП — факультета общественных профессий, куда входит и отделение автодела, которому принадлежит эта развалюха.
Давид Исаевич шагнул было к двери, но тут взгляд его упал на телефон… Да, года все-таки дают себя знать… Совсем было забыл, что предместкома института Норшейн просила ей позвонить. Телефон — на тумбе у окна, но Давиду Исаевичу не хотелось даже прикасаться к нему. Хотя звонить все же необходимо — Анна Арнольдовна Норшейн не любила, когда пренебрегали ее просьбами. И Давид Исаевич осторожно подошел к телефону, снял трубку. Тотчас же послышался протяжный гудок. Ну вот, пожалуйста, можно набирать номер телефона Норшейн. Отыскивая глазами нужные цифры, Давид Исаевич принялся крутить диск телефона.
Норшейн что-то говорила ему, но Давид Исаевич не сразу понял сказанное. И потому переспросил Норшейн. Оказалось, Анна Арнольдовна приглашала его к себе в кабинет.
— Иду, — отозвался Давид Исаевич, положил трубку, однако не спешил снять с нее свою пухлую волосатую руку.
2
Ничего, Норшейн подождет, пусть немного подождет. Минутой раньше, минутой позже — какая разница? Давид Исаевич тупо глядел на телефон, и ему казалось, он явственно слышит ноющий, с глуховатым привыванием зуммер полевого телефона. «Откуда взялся этот сигнал?» — напряженно думал Давид Исаевич, но тут же утешил себя: это от переутомления, от постоянных мыслей о книге, которую он пишет и никак не может закончить…
Книга эта о прошедшей войне, о фронтовых путях-дорогах. Ее следует, скорее всего, начать сызнова, а написанные страницы просто выбросить в корзину как очередной брак. Да и как может быть иначе, если садишься к письменному столу лишь после рабочего дня, ночью, уставший до отупения? А ведь рассказать есть о чем…
Например, про бои у села Самбек, что в Приазовье, где он, молоденький лейтенант, командовал батареей, прикрывавшей отход наших войск…
Рано утром его наблюдатели засекли скопление вражеских танков в глубокой лощине, неподалеку от села. Видимо, танки скрытно заняли позицию ночью. Что задумал противник? Скорее всего, внезапную атаку. Ждать распоряжений было нельзя. Надо было нанести упреждающий удар.
