Берендеево царство - [29]

— Так вы чего, ребята?

Скрипя протезом громче, чем обычно, Коротков поднялся:

— Ты в комсомол пришла, как на свиданку!

— Ларек! — отчаянно, как бы предупреждая об опасности, настороженно прошептала Соня, глядя, как он приближается к двери.

— Ладно, — не оглядываясь, отозвался Коротков, — кончишь болеть, тогда поговорим.

— А если я неизлечимая, так мне и помирать тобою не понятой и не прощенной?

Она засмеялась или заплакала, скорей всего засмеялась, но в этом Петька не успел разобраться; он увидел, как Ларек подошел к двери, толкнул ее и, вместо того чтобы уйти, отступил в явном недоумении.

16

За порогом стоял машинист Величко. Не входя в комнату, он поклонился и обеими руками плавно повел перед собой и в сторону, как бы бережно перенося что-то невидимое. При этом он торжествующе улыбался. Петька понял, что это не что иное, как приказ покинуть дом. Все это так поразило Петьку, что он не сразу заметил своего кровного врага, абрека. Сейчас он был не в коричневой гимнастерке, а в каком-то длинном черном халате, перетянутом широким кожаным поясом. Он решительно вошел в комнату и встал по одну сторону дивана, как на страже. У него было тонкое смуглое лицо, черные узкие глаза, гусарские усики под горбатым носом, кучерявая бородка и очень много пышных, похожих на мохнатую шапку волос. Он стоял неподвижно, прижав к животу свои маленькие смуглые ладони, большеголовый и тонкий, как гвоздь. Петька так и подумал, что если его треснуть как следует по башке, то он со звоном вобьется в доску полка. Но тут же, вспомнив, как он, этот гвоздь, недавно сам его треснул, Петька зашелся темной ненавистью.

А в комнату входил еще один абрек, старше первого, пошире в плечах и потолще. У этого волос на голове было поменьше, но зато в бороде побольше. Он вошел, солидно шурша серой шелковой рясой, которая на ходу переливалась приятной для глаз глубокой зеленью. На широкой выпуклой груди, как на скале, лежал серебряный крест. Очень большой, румяный поп, прямо из журнала «Безбожник».

Ларек свистнул.

— Да здесь попы! Сонька, ты как же?..

Наступила тишина. Шелковый поп склонился над Соней:

— Тебя не утомили гости, София?

Петька не выдержал и заорал:

— Сонька, куда они тебя затягивают? Ларек, да скажи ты ей!

Соня уже не смеялась. Откинувшись к диванной спинке, она смотрела прямо перед собой, и в ее глазах была такая тоска, что Петька загорелся.

Он кинулся к Соне и поймал ее руки:

— Идем с нами, со мной, идем. Последний раз говорю. Наплюй ты на всех, на попов этих… — Он оглянулся на Короткова, нетерпеливо ожидавшего у порога, и договорил: — И на всех наплюй. Я один тебя люблю от начала и до конца. Всем от тебя чего-то надо, а мне ничего не надо. Я сам тебе все, что захочешь, отдам. Как ты сказала, так и я… Только через тебя жизнью дорожу…

Он ничего не видел и даже не заметил, как к нему подобрался сам Величко.

— Ну и кончай брехать, — сказал он, — давай уматывай из моего дома.

Ничего Петька не замечал. Он все еще не выпускал Сониных рук, все ждал какого-то ответа на свое бестолковое, отчаянное признание. Но Соня молчала, наклонив голову, и ее холодные ладони покорно лежали в Петькиных руках. Именно эта внезапная покорность воодушевляла Петьку. Он не обратил внимания на предостережение хозяина дома и не услыхал угрожающего сопения за спиной.

А машинист Величко расставил руки. Толстые желтоватые усы его угрожающе приподнялись. Он вдруг навалился на Петьку, схватил его руки около плеч и оторвал от Сони.

Не сразу сообразив, что произошло, Петька даже и не пытался освободиться. К нему легкой, танцующей походкой приближался абрек, недвусмысленно подвертывая рукава своего нелепого халата. А он все смотрел на Соню и ждал каких-то необыкновенных слов, которые убьют его или осчастливят.

— А ну, назад! — Коротков стоял на прежнем месте у двери, заведя правую руку назад под полу бушлата. — Давай назад!..

— Стрелять? — гортанно и резко вскрикнул абрек и, все так же пританцовывая, отступил в угол под защиту шелковой рясы.

— А я кому говорю: отпусти, шкура! — Ларек шагнул к Величко.

— Как же, дожидайся! — захрипел Величко, ломая Петькины руки.

Стремительно поднялась Соня. Высокая и очень строимая в длинном белом платье, она показалась Петьке необыкновенно красивой.

— Отпусти! — звонко выкрикнула она.

Услыхав ее голос, Петька счастливо улыбнулся, оттого что наконец-то он дождался какого-то приказа.

— Сейчас, — выдохнул он, и лицо его покраснело от напряжения и счастья. Он почувствовал, что стал во много раз сильнее только оттого, что Соня смотрит на него и что она хочет, чтобы его отпустили.

— Сейчас, — повторил он и, двинув плечами, сбросил со своей спины машиниста. Сделав это, он снова устремился к ней: еще что? Еще захоти, пожалуйста, пожелай!

Соня взяла его за руку и пошла к двери. Там она остановилась. Жаркие, злые румянцы пылали на ее щеках.

— Спасибо, Петя, за все, — сказала она, задыхаясь от гнева, и поцеловала его.

— Дура! — крикнул Коротков. — Последний раз как комсомолке говорю, уходи из этого дома!..

Но Соня даже и не взглянула на него.

— Иди, Петя, иди, — сказала она, уже выбегая из комнаты.