Беранже - [56]
С помощью сеньоров и духовенства Простоватому удалось вернуть свой престол. И Бурбонам тоже. Но Карл III процарствовал недолго…
Далее в песне оба Карла — Десятый и Третий — как бы сливаются в одно лицо. И острые политические намеки адресованы прямиком к современному Бурбону.
Каждому ясно, о каком миллиарде упоминается здесь. Это миллиард франков, который Карл с помощью правителей-роялистов преподнес за счет народа своим дружкам и собратьям по эмиграции,
все настойчивее призывают строки рефрена.
Насмешливыми, трезвыми и осуждающими глазами народа глядит песенник на шутовскую церемонию, развертывающуюся в соборе. Вот Карл, моля небеса о ниспослании благодати, падает в ноги епископу. Король надел на себя пояс с мечом Карла Великого, но меч слишком тяжел для него, и Карл, свалившись у поповских ног, не может подняться. Из толпы кричат: «Вставай!» А король все лежит.
«Святому отцу» только того и надо. Нагнувшись, он шепчет королю:
С восшествием на престол Карла X труженики Франции почувствуют двойной гнет: гнет короля и гнет попов. Пташки тоже могут подпасть под действие известного закона о святотатстве. Но пернатые разлетятся, а каково-то придется тем, у кого нет крыльев?
— Французы скоро забудут своих настоящих героев и гениев, — говорит Беранже постоянному своему собеседнику Манюэлю. — Мелюзга, стоящая у власти, добивается этого.
Песенник и его друг возмущены, что правительство отказало детям художника Луи Давида, скончавшегося в изгнании, похоронить его прах на родине. И после смерти художника-гражданина монархия не может забыть его прошлое. Она боится того, кто голосовал за казнь Людовика XVI, ненавидит художника, чьи полотна служили революции. В драматической песне «Похороны Давида» Беранже обращается с призывом к Франции открыть объятия для останков своего гениального сына.
Давид умер вдали от родины, тоскуя по ней. Но, может быть, не легче, чем судьба изгнанника, судьба другого замечательного сына Франции, автора «Марсельезы». Руже де Лиль живет на родине «всеми забытый, обнищавший; он брошен в тюрьму как несостоятельный должник. Узнав об этом, Беранже спешит ободрить старого поэта, помочь ему.
«Не краснейте оттого, что вас арестовали из-за долгов. Скорее вся нация должна краснеть за те злоключения, которым все время подвергается автор «Марсельезы». Я не раз кричал об этом в салонах эгоистов. Быть может, немного стыда заставит, наконец, понять это самых глухих из них», — пишет Беранже.
Имя автора «Марсельезы» Пьер Жан впервые услышал еще подростком в Перонне… и оно на всю жизнь слилось для него с красками трехцветного знамени, со звуками рожков, с топотом колонн добровольцев-патриотов, со всем самым высоким и дорогим для республиканца. И как был удивлен и опечален Беранже, когда впервые встретившись в 1823 году с Руже де Лилем, узнал, что тот не имеет ни постоянного заработка, ни преданных друзей, которые помогли бы ему, и бедствует, перебиваясь с хлеба на воду.
Вместо гиганта своих отроческих мечтаний Беранже увидел щуплого старичка, побитого жизнью, обозленного, издерганного, ворчливого.
История жизни этого человека была необычна. В 1792 году Руже де Лиль служил в революционной армии и находился вместе со своей войсковой частью в Страсбурге. Молодой саперный капитан пописывал стихи, музицировал в местных салонах, но ничего значительного до тех пор не создал. 25 апреля по всей Франции разнеслась весть о начавшейся войне. Друзья попросили Руже де Лиля написать марш для выступления в поход. Он согласился. И тут наступила единственная в его жизни ночь. Поднятый ввысь над самим собой могучим порывом, он в ту ночь думал, писал, творил от лица революционной Франции; она сама, казалось, диктовала ему нужные, верные, огненные слова, они носились в воздухе, в них кипел гнев, крепла решимость, пылала грозная веселость.
За одну ночь Руже де Лиль создал и текст и мелодию песни-гимна. Но такое чудо он совершил первый и последний раз в жизни.
В 1793 году Руже де Лиль отшатнулся от якобинской республики, его пугал террор. Пути поэта разошлись с революцией, душевный подъем, чувство единения с народом были утеряны. Он продолжал сочинять романсы и песни, но ничто, сочиненное им, не могло идти в сравнение с «Марсельезой».
Во времена империи автора революционного гимна стали постепенно забывать. А после возвращения Бурбонов жить ему стало совсем худо. И вот он попал в тюрьму за долги.
Старый поэт отбывал срок заключения в знакомой Беранже тюрьме Сен-Пелажи. Сумма его долга составляла 500 франков.
«Успокойтесь, дорогой пленник; я энергично взялся за ваше дело и очень надеюсь, что дня через два вы уже будете на свободе — могу вас даже уверить в этом», — писал Беранже на следующий день, 23 июня.
Эта книга — повесть о большой жизни большого человека.Он появился на свет, когда XIX веку шел второй год, он кончил свой жизненный путь, когда век близился к закату.Всю жизнь он находился в гуще борьбы своего века, мыслями, делами, книгами откликаясь на зов современности, постоянно шагая вперед.«Из всех восхождений, ведущих из мрака к свету, самое благородное и самое трудное — родиться аристократом и монархистом и сделаться демократом», — писал Гюго, оглядываясь в середине пути на прожитые годы.На несколько выдающихся жизней могло бы хватить того, что сделал Гюго за одну свою большую жизнь.Он дал современникам и потомкам не только десятки томов прекрасных книг, он дал им личный пример неустанной борьбы за человечность, несгибаемого сопротивления силам мрака, врагам прогресса, высокий образец неиссякаемого жизнелюбия и веры в победу света.«Трибун и поэт, он гремел над миром подобно урагану, возбуждая к жизни все, что есть прекрасного в душе человека», — сказал о Гюго Максим Горький.Это первая развернутая биография Гюго, написанная советским автором.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.