Белый Ягуар — вождь араваков - [211]

Меня поддержал Вагура:

— О-ей, я согласен с тем, что говорит Белый Ягуар. Хватит говорить о Конауро. Поговорим, как нам укрепить свои силы и мощь! Главное — не дать врагу застать нас врасплох!..

Это были мудрые слова, и они несколько умерили пыл собравшихся.

Слово взял вождь Манаури:

— Последние месяцы, во время вашего похода на Эссекибо, мы не теряли времени даром и еще более усердно возделывали наши поля, собрав богатый урожай. Теперь наши молодые воины могут спокойно заниматься военным делом и совершенствовать свое мастерство.

На том и порешили. Чтобы оградить селение от неожиданного нападения, я расставил в джунглях и вдоль реки несколько постов, на которых днем и ночью зорко следили за всем происходящим и должны были предупредить нас в случае появления неприятеля.

Немалую радость доставляло мне воспитание маленьких голландцев. Они жили в хижине в центре Кумаки и могли не только свободно бегать по всей деревне, но и играть и проказничать вместе со своими индейскими сверстниками. Моника лишь издали наблюдала за шалостями детей. Ссор между ними почти не было, зато все сердечнее становилась взаимная привязанность. Голландским детям пришлась по вкусу жизнь юных индейцев, они обожали походы в близлежащие заросли, полюбили выезды на лодках на озеро и ловлю рыбы. У каждого из семерых появился свой индейский друг или подружка. Теперь я был убежден, что ни один из них уже не станет бить ногами свою няню-негритянку.

Но самым радостным событием этих дней было другое: после четырех недель болезни встал на ноги и сделал первые шаги Арнак.

Страшен враг, но мы страшнее

Вскоре на Ориноко стали происходить странные вещи. Однажды, торопясь изо всех сил, приплыл на лодке один из наших дозорных и сообщил, что ночью на реке слышен был плеск весел. Таинственные гребцы не были ни араваками, ни варраулами. С наступлением дня на реке на много миль вокруг никого обнаружить не удалось. Известно, как легко укрыться в прибрежных зарослях тропических джунглей!

Я усилил дозоры и высылал днем и ночью яботы с двумя разведчиками в каждой — прочесывать на Итамаке и Ориноко все заливы и протоки. Вокруг деревни непрестанно кружили дозоры, исследуя каждую пядь джунглей. Ограду вокруг центральной части Кумаки мы укрепили более толстыми бревнами. За ней разместилась треть хижин деревни, а в случае нападения здесь могли укрыться все жители.

Однажды примерно в миле от Кумаки, будучи в дозоре, исчез в джунглях и не вернулся один наш воин, отставший от своего товарища. Отправленная в тот же день поисковая группа нашла его в чаще чуть живого. Кто-то, оставшийся неизвестным, оглушил его сзади ударом по голове, а потом вонзил в язык потерявшему сознание воину зуб ядовитой змеи и бросил его. Когда раненого доставили в деревню, Арасибо при виде ядовитого зуба весь передернулся от ужаса:

— Канаима! — хрипло выдавил он из себя.

— Ты можешь его вылечить? — спросил а шамана.

— Не знаю! Это Канаима!..

Канаима. Если индеец решался убить другого, но не просто, а под маской таинственного Канаимы, демона мести, он обрекал жертву на медленную, смерть, прокалывая ему язык зубом ядовитой змеи, и тогда все знали, что это Канаима и что смерть неизбежна.

— Это верный знак, что в джунглях карибы! — шепнул мне Арасибо.

Спасти несчастного не удалось. После нескольких дней мучений он умер.

Близкое присутствие врага не вызывало сомнений. Теперь если из Кумаки и выходили в лес, то только группами по три-четыре человека, держа палец на спусковом крючке.

Окраинные хижины стали у нас своеобразными дозорными постами, а дежурившие в них воины, иногда и женщины, ни днем ни ночью не расставались с оружием. Особенно ночью. Но враг не нападал, предпочитая кружить вокруг деревни и держать нас в постоянном напряжении и страхе.

Тогда мы решили изменить тактику и ударить первыми. Создали несколько отрядов, но восемь-десять человек в каждом, и направили их в лес на поиски врага. И они нашли его. Дважды завязывались жаркие перестрелки. Мы были гораздо подвижнее и лучше стреляли. Враг понес значительные потери и отступил, оставив в наших руках нескольких пленных, которых наши воины и доставили в Кумаку. Все попытки заставить их заговорить ни к чему не приводили. Тогда некоторые горячие головы предложили применить пытки. Но, к моему великому удивлению, этому воспротивился Арасибо.

— У меня есть лучшее средство, — угрюмо буркнул он, — заклинания!

Собственно, это были не заклинания, а ужасно вонючий отвар из каких-то дьявольских трав. Когда пленникам силой влили его в горло, они словно лишились рассудка и впали в своего рода бред — стали как пьяные и в ответ на внезапно поставленные вопросы начали отвечать. К счастью, в Кумаке был аравак, вполне сносно владевший карибским языком. Он-то и вел допрос. Ответы, правда, были достаточно хаотичными, но кое-что все-таки можно было понять: у карибов здесь было два отряда. В боях с нами они были почти полностью уничтожены. В том числе погиб и возглавлявший их небезызвестный нам франт из деревни Боровай, незадачливый вождь Ваньявай.

Освобождение заложников

Примерно через два месяца после нашего возвращения в Кумаку от вождя Оронапи явились посланцы, с известием, что на Каииву прибыло голландское посольство.