Белый ворон Одина - [145]

или нет… Как вижу, вы сумели приручить мужененавистниц.

В голосе хазарина прозвучало неподдельное восхищение. Затем он снова нахмурился и сказал:

— Если же говорить серьезно, то меня возмутило убийство вашего слепого товарища… и то, как они обошлись с его женщиной.

18

При этих словах Тордис разразилась слезами. Она никак не могла успокоиться, даже когда Финн неловко обнял ее и прижал к себе. Коротышка Элдгрим вертелся рядом. Он поглаживал Тордис по голове — как если бы та была собакой или ребенком — и бормотал что-то невнятное. Бедняга никак не мог взять в толк, что могло так расстроить его благодетельницу посреди голой степи.

Мы все молчали, потрясенные этим известием. Свалившаяся на нас смерть Квасира оказалась слишком тяжкой ношей, и мы не знали, как с нею справиться. Поэтому, когда Морут закончил свой рассказ, наступила пронзительная, прямо-таки кричащая тишина.

Как выяснилось, Квасир вышел на них в тот миг, когда вереница телег, лошадей и пеших путников достигла моста через крепостной ров Белой Вежи. По ту сторону рва стояла хлипкая деревянная изгородь, годная лишь на то, чтобы худо-бедно защищать от набегов голодных волков. Сразу за ней раскинулось временное поселение местных жителей, которые на зиму стекались под высокие каменные стены крепости. Оно представляло собой скопище лачуг и степных юрт, среди которых бродили многочисленные собаки, козы и мохнатые двугорбые верблюды.

Морут видел, как прибыл Квасир. Он шел, не вынимая меча из ножен, разведя в стороны пустые руки. Его тут же взяли под стражу и препроводили туда, где стояли Владимир и Добрыня с Сигурдом. Подойти вплотную не разрешили, остановили в нескольких шагах — вне пределов досягаемости знати.

— Мне показалось, что он повел речь о парнишке по имени Иона, — рассказывал Морут. — По приказу Владимира того привели, и я слышал, как они о чем-то говорили. Мне даже показалось, что они спорили… или ругались.

— Ну, да, — согласился я. — Он и пошел-то, чтобы вызволить Иону Асанеса.

— Но мальчишку никто не держал насильно, — пожал плечами хазарин. — Он по доброй воле пошел с нами. Всю дорогу перешучивался с Вороньей Костью, болтал о том, как получит свою долю серебра и уедет в Великий Город.

Я и раньше подозревал нечто подобное, но одно дело подозревать и совсем другое — узнать наверняка. Мне показалось, будто в сердце всадили холодный нож. Финн что-то пробурчал себе под нос и покачал головой. Трудно сказать, что именно выражал его жест: недоверие к Морутовым словам или же возмущение предательством Ионы.

— Затем вперед вышел Квельдульв и что-то сказал… я не разобрал, что именно, — продолжал рассказывать маленький хазарин. — Добрыня велел Квасиру убираться прочь. Это я уже расслышал, так как подошел поближе. Иона тоже убеждал его уйти по-хорошему. Он так и сказал: «Как бы хуже не вышло». Однако Квасир не хотел уходить без Асанеса. Он говорил, что это разобьет сердце Орма… И тут Квельдульв снова вмешался в разговор, предложив Квасиру тоже остаться с людьми Владимира. И тогда ваш побратим ударил его. Клянусь, это был хороший удар — такой, что сбил Квельдульва с ног. Даже я со своего места услышал, как у того в ушах зазвенело. А Квасир повернулся к нему и сказал: «Помолчи! Разве не видишь? Тут люди разговаривают».

— Хейя! — восхищенно выдохнул Финн.

А у меня в глазах потемнело от накатившей дурноты, ибо я уже догадывался, что произойдет дальше.

— Квельдульв вскочил на ноги с мечом в руках, — рассказывал Морут. — Квасир тоже выхватил оружие, и тут поднялся страшный шум. Юный князь требовал, чтоб они остановились. Добрыня рычал, проклиная все на свете. А Сигурд призывал своих дружинников, чтобы те вмешались и прекратили драку. Да только никакой драки не вышло… потому как сразу же стало ясно: Квасир почти ничего не видит. Квельдульву понадобился всего один удар — повыше плеча, в основание шеи, — чтобы свалить вашего побратима с ног.

При этих словах Финн издал долгий, мучительный стон. Все остальные тоже зашевелились, зароптали — так, будто сами получили упомянутый удар.

Было так больно, что я едва смог выговорить сквозь сжатые зубы:

— И что дальше?

Морут нахмурился.

— Ну, Квасир лежал на земле… из раны сочилась кровь. Добрыня вздыхал и что-то бормотал. А Сигурд качал головой, и лицо у него стало словно каменное. А потом он сказал, что вот, мол, теперь жди беды.

— Тут он не ошибся! — прорычал Финн.

Пальцы его бессознательно сжимались и разжимались на рукояти Годи — так, что скоро из старых ссадин выступила кровь.

Маленький хазарин глядел исподлобья. Видно было, что ему не хочется рассказывать дальше. Он заглянул мне в глаза и со вздохом кивнул.

— Квасир еще дышал, — рассказывал он. — Тогда Квельдульв опустился возле него на колени и спросил: «Ну, как тебе такой камень?» Я не понял, что он имел в виду. Затем он достал свой длинный нож…

Морут снова умолк, с тревогой глядя на мое застывшее лицо. Поскольку я молчал, он закончил начатую фразу:

— …и выколол ему глаза.

Финн не промолвил ни слова, что меня удивило. Зато Хаук вскочил на ноги и разразился проклятиями. Рыжий Ньяль в ярости колотил кулаком по снегу, пока не потекла кровь. Тогда он, не стесняясь, заплакал. Коротышка Элдгрим тоже тихонько хныкал, хоть и не понимал, в чем дело. А Финн… Финн оставался безмолвным и холодным, как занесенный снегом валун. Я положил руку ему на плечо и почувствовал, что он весь дрожит — будто горячий конь перед боем.