Белый вепрь - [8]

Когда Одли, живший по соседству, попросил приютить в Уиллоуфорде дочь своего бежавшего из страны родственника, Филипп думал, что для него лично это не слишком обременительно: ведь не ему, а матери придется штопать дырки на штанишках десятилетней девочки. А если лорду Одли, который так быстро растет сейчас при дворе Эдуарда, удобнее, чтобы даже такие крохотные приверженцы Ланкастеров искали приют где угодно, но только не у него дома, то как не оказать маленькую услугу, ведь он столько сделал для него в Лондоне. Но ни он, ни его мать не знали, какова Маргарэт Деверю. Если другие девочки ее возраста постепенно становились женщинами, усваивали женские повадки и манеры, учились разговаривать по-женски, то она все свои годы провела в двух комнатках в Брюгге^{32}, в обществе отца да служанки с грубыми руками, которую лорд Деверю при всей своей рассеянности все же не забыл взять при побеге в качестве няни для дочери; жили они подачками более преуспевающих друзей отца; читала девочка только старые манускрипты, которые лорд Деверю прихватил с собой вместо одежды и денег, когда бежал на рыбачьем судне. В таком вот состоянии и обнаружил отца с дочерью через восемь лет после Таутона сердобольный лорд Одли; и ничто из вычитанного в отцовских книгах не подготовило девочку к тому «ледяному душу», который вылила на нее твердая и беспощадная госпожа Алиса. Оставаться в стороне для Филиппа было примерно то же самое, что равнодушно наблюдать за малыми ягнятами в Вудстоке, беспомощно лежащими в грязи, — то ли придет пастух, выведет их и накормит, то ли голод доконает этих малышей.

Со стороны Чилтерна подул свежий ветерок, и заходящее солнце острыми лучами пронзило ветви деревьев. Поглаживая растрепанные локоны девочки, Филипп ждал, пока она выплачется. Когда Маргарэт немного успокоилась, он сочувственно спросил;

— Что-нибудь опять не так, Мэг? А тут еще я на тебя налетел. Ну ладно, скажи мне, в чем дело?

Но девочка покачала головой и тихо проговорила:

— Да нет, ничего. Мне уже лучше.

— Надеюсь. Но ты мне не ответила. А вдруг я могу тебе помочь?

Глаза ее, похожие на увядшие анютины глазки, безотрывно смотрели на его накрахмаленный воротничок. Впервые она отказывалась поделиться с ним своими горестями. Филипп задумался — что же все-таки могло произойти?

— Что, опять купанье, что ли, а, Мэг?

Однажды он застал ее у ручья, где любил ловить рыбу. Мэг, зайдя в холодную воду и задрав до колен юбку, изо всех сил терла ноги, чтобы избежать, впрочем тщетно, ненавистного мытья в ванне.

Так и не ответив на вопрос Филиппа, она отвернулась. Решив, что его предположение верно, Филипп продолжил, сдвинув брови:

— Но видишь ли, Мэг, мыться ведь нужно. На прошлой неделе в Лондоне одного человека оштрафовали только за то, что он позволил своему подмастерью отправиться в постель немытым. Ведь в Брюгге-то ты мылась?

Раньше он никогда не мог понять, отчего она так ненавидит эту процедуру, теперь причина неожиданно открылась. Девочка в ярости закричала:

— Нет! Не все в одной ванне!

В первый момент Филипп даже не понял, о чем она говорит. Открыл было рот, чтобы ответить, но тут же передумал. Маргарэт все еще была для него ребенком. Он не знал, что надо говорить в подобных случаях, и увидел, как покраснела она до самой шеи. Филипп только сейчас понял, каково было Маргарэт: огромная ванна, в которой моются все: он, мать, сестра, наезжающие время от времени родственники, гости — целая куча людей с подогретыми полотенцами и чашами с травяным настоем. А в Брюгге был один маленький, но зато ее собственный тазик, да толстуха Джэнет, которая ухаживала за девочкой с самого ее младенчества.

— Мэг. — Прежде она все пыталась отвести взгляд, но теперь заставила себя поднять голову. — Мэг, почему же ты ни разу не сказала мне, а я бы уж… — Что-то заставило его остановиться. — А я бы объяснил маме… — Девочка вновь лишь покрутила головой, и Филипп с облегчением оставил этот разговор. — Ладно, не беспокойся. Что-нибудь придумаем.

Взгляды их встретились, и слабая улыбка тронула уголки ее губ. Словно она извинялась. Маргарэт быстро произнесла:

— Вы, наверное, думаете… что мы так бедно жили в Брюгге, что я и привыкнуть к нормальному дому не могу…

— Ну что ты, — запротестовал Филипп. — Когда милорд твой отец вернет себе все, что ему положено, тебе ни с кем не придется делить ни свои покои, ни ванну. И тогда господин Филипп Ловел почтет за честь, если ему достанется место в самом дальнем углу зала лорда Деверю.

— Неправда! — В порыве праведного гнева с ее лица сошли последние следы печали. Улыбнувшись на столь страстную реакцию, Филипп нагнулся, сорвал несколько земляничин, тщательно отделил одну от другой. Мэг с удовольствием глотала ягоды. Филипп заговорил:

— Мэг, я привез из Лондона новости о твоем отце. Одли — хороший родственник. Король обещал прощение, и Одли думает, что через месяц милорд сможет отплыть из Фландрии.

— Через месяц? Через месяц? — Она метнула на него острый взгляд.

— А что, по-твоему, слишком долго ждать?

Мэг уткнулась взглядом в свои колени, на лице ее отразилась целая гамма чувств. Ягоды размякли у нее в ладонях, и по юбке побежал алый сок.