Белый тапир и другие ручные животные - [71]

Однако мои звери так и не попали в Джорджтаунский зоопарк. Случай, который произошел со Стенли Бруком, вернее с его пумой и оцелотом, заставил меня передумать. Через несколько месяцев после нашего визита Стенли оставил должность управляющего ранчо и подписал контракт с одной американской телевизионной компанией. Дело в том, что с виду Стенли настоящий Тарзан, и не только с виду — годы нелегкого труда в тропиках закалили его, и в дебрях он ориентируется не хуже любого индейца. К тому же Стенли, сами понимаете, основательно изучил животных Южной Америки, как диких, так и ручных. Покидая ранчо, он договорился, что ягуар, оцелот и пума переедут в упомянутый зоопарк. Пума и оцелот росли вместе, поэтому их поместили в одной клетке. И вот я с удивлением услышал, что оцелот убил пуму! Меньшая кошка перегрызла глотку большей.

Я мог представить себе только одну причину: плохой уход и скудный корм. Посещая Джорджтаунский зоопарк, я однажды обратил внимание на двух молодых львов — тощие, рахитичные, смотреть больно… Видимо, когда изголодавшимся новичкам из Даданавы наконец дали мяса, более крупная пума оттолкнула оцелота и набросилась на корм, а пока она ела, оцелот воспольэовался случаем, впился ей в глотку зубами и разорвал шейную артерию.

А белому тапиру, как я уже сказал, даже яркий солнечный свет был опасен. Для обычного тапира несколько часов под тропическим солнцем — ничто, для Бранку это была бы верная смерть. Малейшая небрежность, как в случае с оцелотом и пумой, и бедняга погибнет в страшных муках. Естественно, услышав о печальной судьбе пумы, я не решился доверить Бруно и Бранку Джорджтаунскому зоопарку.

Да я и не считал тогда эту проблему первоочередной. Каждый день был расписан по часам, мы спешили завершить все съемки и звукозаписи за месяц, оставшийся до сезона дождей. В горах осадки выпадают и в разгар засушливого сезона, не обошлось и у нас без кратковременных дождей, но тут же снова устанавливалась солнечная погода.

Зацвели деревья поуи, а я уже знал, что это знак приближения ливней. Небо над нашей долиной то и дело заволакивала серая пелена. Во время очередной поездки в саванну я увидел выползающие из-за гребня свинцовые тучи и когда вернулся в лагерь, было темно, как вечером. По словам индейцев, до начала затяжных ливней должны были еще пройти небольшие дожди. Я решил, пока стоит пасмурная погода, съездить в Джорджтаун, отправить в Швецию экспонированную пленку, и приступил к сборам. К ночи вдали начало громыхать, пошел дождь. Как всегда, когда предстояло покинуть лагерь на несколько дней, у меня хватало забот. Я сел писать памятку, что надо сделать и что захватить из города. Индеец Вильям — один из моих помощников — и Дени уже уснули в своих гамаках; между тем дождь лил все сильнее. Обожаю тропическую грозу, буйный разгул стихий, — а эта гроза превосходила все, что я когда-либо видел, бело-голубые молнии сверкали все чаще, и удары грома почти не отставали от них. Центр грозы был как раз над нами. Я пробежал к загону, куда мы помещали на ночь Бруно и Бранку, проверил навес из пальмовых листьев. Тапиры, понятно, бодрствовали — они ночные животные, — и Бруно отозвался на мой сигнал радостным свистом. Им явно нравилась такая погода, ведь тапиры отлично чувствуют себя в воде.

Виа сладко спал, устроившись поверх трех муравьедов, которые свернулись клубочком в открытой картонной коробке. Киккан примостилась под потолком, обхватив балку хвостом и руками, капибары лежали на дощатом полу в позе сфинкса. Я записал на магнитофон великолепную симфонию грозы, уложил в чемодан около восьмидесяти отснятых пленок и уже в три часа ночи, вконец измотанный, забрался в гамак и сразу погрузился в сон.

Как я говорил, хижина наша стояла в нескольких метрах выше речки. Прошедшие дожди прибавили воды, но уровень поднялся от силы на два десятка сантиметров. В эту ночь ситуация резко изменилась. На горы обрушился сильнейший ливень, потоки воды смывали со склонов листья, ветви, мелкий бурелом, где-то выше по течению все это перехватили поваленные ветром стволы, и получилась естественная запруда, которую стремительно заполняла мутная вода. Ниже запруды дождь мало повлиял на течение, и в конце длинной котловины, где располагался наш лагерь, уровень воды возрос лишь немного, в чем я при свете молний успел убедиться перед сном. Естественно, я не подозревал, что делается выше, и только потом смог догадаться о причине всего, что произошло — произошло внезапно, вскоре после того, как я заснул.

Очевидно, запруда не выдержала напора, и могучий поток воды хлынул в долину. Вода в речке начала быстро прибывать, и когда мы проснулись, оказалось, что за полтора часа уровень поднялся больше чем на четыре метра. Капибары и выдра, должно быть, поначалу были только рады этому, но длинношерстные муравьеды испугались бурных струй и полезли на гамак Дени, это его и разбудило.

Дени окликнул меня, и я соскочил с гамака прямо в холодную воду — отличное средство быстро прогнать сон. Яркие молнии освещали жуткую картину. Около хижины медленно кружил водоворот. Чемоданы с камерами и рекордерами наполовину утонули в грязной жиже, где одежда перемешалась с посудой. Капибары и выдра растерянно плескались в воде, в гамак Дени вцепились три насмерть перепуганных муравьеда. Окруженный со всех сторон водой, на стуле стоял чемодан, который я два часа назад набил отснятыми пленками! Он, одна кинокамера да магнитофон, на котором я записывал грозу, были единственными предметами, которые еще не успели намокнуть. Мы с Дени поспешили подвесить их к потолку, потом я заметил, что об изгородь колотится что-то белое — холодильник с неотснятыми пленками. Я принялся затаскивать его внутрь, а Дени не то вброд, не то вплавь направился к тапирам. Я крикнул, чтобы он подождал меня, однако мой голос потонул в гуле дождя, реки и ветра. Дени схватил отбивающегося Бранку, втащил на ограду, но не удержал. Бедняга шлепнулся в воду и пропал в бурлящем потоке, который с бешеной скоростью нес мимо нас сломанные деревья. Прощай, Бранку… Я не допускал и мысли, что он может выжить.