Белый тапир и другие ручные животные - [16]

По утрам к нам на остров наведывалась ватага сорок. Мы поощряли эти визиты, клали объедки на видном месте. Заслышав сорочий стрекот, я сажал на руку Якоба и шел в птичью столовую. Якоб набрасывался на лакомую еду, а я удалялся — при мне другие сороки, прекрасно знающие коварство человека, не решались спуститься с деревьев. Но когда стая улетала, Якоб всегда возвращался ко мне.

Целью моих действий было восстановить нарушенные родственные узы Якоба. Пусть ведет обычный сорочий образ жизни с его плюсами и минусами, не вечно же ему жить с человеком — как ни приятно это хозяину, птица в конечном счете немало теряет от такого общества.

Начиная с Кая и Якоба, я всегда старался вернуть своих питомцев в те природные условия, к тем сородичам, которые им нужны, а это подчас трудновато, ведь приходится обучать животное, каких опасностей надо остерегаться, как добывать себе корм. Возьмите сов — птенцы не сразу усваивают тонкости охоты, им помогают в этом родители.

Когда мы в конце лета покидали остров, Якоб давно уже наладил хорошие отношения с другими сороками. И я применил «военную хитрость». Как и все сороки, Якоб любил блестящие предметы. Мы загодя приготовили целую гору металлических предметов: колпачков, фольги и многого другого, и перед тем как сесть в моторную лодку, отдали Якобу эти сокровища. Он тотчас принялся носить добычу в свои тайники, а мы тем временем уехали.

Каменный остров почти скрылся за мысом, когда мы заметили в воздухе черную точку. Ближе, ближе — и вот уже Якоб, как ни в чем не бывало, сидит на планшире. Мои переговоры с родителями кончились тем, что ему было позволено следовать с нами до Стокгольма. Мы приближались к Флену, довольный Якоб изучал наш багаж, и тут впереди показался каменный мост. Гулкое эхо и вид страшной «пасти», грозившей всех нас поглотить, — испугали Якоба. Он взлетел, сел на куст на берегу и оттуда смотрел, как мы вместе с лодкой исчезаем под сводом. Как ни хорошо работала его сорочья головушка, он не сумел сообразить, что мы выйдем с другой стороны. И остался Якоб один.

А когда четыре дня спустя мы прошли под тем же мостом в обратную сторону, Якоб снова опустился на планширь! Как будто время дало задний ход.

И все-таки притягательная сила сорочьей ватаги сделала свое. Четыре дня разлуки научили Якоба добывать корм самостоятельно, а мы в те два дня, что еще провели на острове, старались не показываться ему на глаза. Напоследок для всей компании утром приготовили обильное угощение, и, пока Якоб препирался со своими приятелями из-за лакомых кусочков, мы укатили. От души надеюсь, что он был принят в стаю и со временем стал счастливым отцом.

Птицы-имитаторы и подражание птицам

Сорока Якоб был самец. По внешности определить это почти невозможно, потому что наряд самца и самки у сорок одинаков. Дело решила песня, если тут годится это слово. Ранней весной самец приступает к вокальным упражнениям — то каркает, то щебечет, — и порой его голос звучит вполне прилично.

Якоб начал упражняться среди лета, и однажды я с удивлением услышал из его уст, то бишь клюва… свой собственный голос! Он произнес свое имя «Якоб»; быть может, голос его и прозвучал чуть глуше моего, но интонацию он воспроизвел почти точно.

Хотелось бы несколько подробнее остановиться на имитации, причем не только на примере птиц, но и на собственном опыте.

Исстари охотники в разных уголках земного шара прибегали к звукоподражанию, чтобы приманить добычу. В Суринаме индейцы подражают, в частности, голосам паукообразной обезьяны, капуцина, агути, тинаму. И хотя, на мой взгляд, делают это они довольно скверно, уловка помогает сократить расстояние между охотником и добычей. Правда, охотник идет на известный риск. Однажды, когда мой гайанский друг Атти из племени макуси решил приманить агути, незамедлительно последовала реакция, которой он не ожидал: из чащи на него бросился ягуар. Хорошо, что Атти вместо лука и стрел взял ружье.

Разумеется, манки, которыми пользуются в камышах наши охотники на уток, не грозят человеку такими неприятностями. Манками пользуется и мой бразильский друг Аугусто Руши, известный всем орнитологам мира эксперт по колибри. На каждый вид колибри у него есть особый манок, еще один — для имитации голоса бразильского сыча. Заслышав голос мнимого сородича, колибри бросается защищать свою территорию, яростно атакует имитатора — и попадает в плен. Голос сыча заставляет всех колибри в округе собираться вместе, после чего доктору Руши остается только выбирать, которого из стаи возбужденных крикунов ловить на длинный прут, смазанный клеем.

Меня имитация заинтересовала совсем по другим причинам. Я хотел выяснить, почему птица в одной ситуации издает какой-то звук, а в другой ситуации — совершенно иной. Пожалуй, толчком послужила одна из книг, которые я брал в детском отделении городской библиотеки. Автор утверждал, что для североамериканской вороны одно количество карканий звучит как призыв, другое — как предупреждение об опасности. Я быстро убедился, что шведские вороны не прилетают и не разлетаются, когда я издаю описанные в книге сигналы, но с меня было достаточно и того, что они отзывались. Между прочим, позднее я установил, что лучшее средство созвать ворон — подражать ворону! Изо всех врановых ворон самый зоркий, и, когда несколько сизо-черных крепышей начинают переругиваться, все вороны в округе воспринимают это как сигнал к обеду. Так что если вы изобразите перепалку двух воронов, очень скоро начнут слетаться заинтригованные вороны. Конечно, при условии, что они вообще водятся в этой местности. И что вы издаете нужный звук. Не тот звук — никакой реакции. У ворона большой репертуар; есть, разумеется, и предупреждающие сигналы.