Белый пиджак ; Люди из тени - [19]

Вам известен способ превращения человека в бесправное, пугливое существо со всеми имеющимися в природе комплексами неполноценности? Достаточно не дать ему утром побриться, почистить зубы, чтобы уничтожить зловонное, как логово стервятника, дыхание, облачить в одежду «а ля клошар»[2], отобрать документы, и результат достигнут.

Наконец, я все же выяснил причину, по которой мне выпал удел наверняка быть осужденным за мелкое хулиганство. Раздутый от важности возложенной на него ответственной миссии, источающий крайнюю брезгливость и презрение по отношению к «клиентам отрезвительного заведения», буквально сочившиеся вместе с потом и жиром из его пор, толстопузый лейтенантик примерно моего возраста зачитал протокол, согласно которому, вчера, около полуночи, я, находясь в состоянии алкогольного опьянения сильной степени, имел наглость справить малую нужду непосредственно на угол РОВД Кировского района. Был ли это фасад или задняя часть учреждения, в протоколе не уточнялось. Но то, что место не оказалось центральным входом, хоть в малой мере служило слабым утешением и не грозило самой радикальной расправой. Конечно, ужасно стыдно и недостойно помочиться на стенку милицейского участка или отдела, поэтому пузатый не по годам лейтенантик воспринял дерзостный факт не только как проявление крайнего неуважения к власти, но и как личное оскорбление. Со злорадной мстительностью в голосе он предположил, что меньше чем 10–15 суток за такое правонарушение суд мне не определит: «А еще студент-медик! Хотя, может быть, уже бывший!?»

Этого парня в детстве, по всей вероятности, перекормили рыбьим жиром, отсюда проистекала его явная нелюбовь к медицине.

Неприятности никогда не приходят одни: это затертая банальность, но в то солнечное, хотя и очень пасмурное в душе утро, все было именно так. Кто-то дернул меня за рукав. Обернувшись, я увидел еще одного служителя по отрезвлению масс, старшину-татарина, худого и неказистого, на котором милицейская форма висела, словно на вешалке: «Меня ты разве не помнишь? Меня зовут Анвер? Когда ты вчера сопротивлялся и брыкался, то ударил меня ногой по лицу. Что я скажу начальству, своей жене и взрослым детям?»

Действительно, на роже старшины Анвера под левым глазом расплывался синюшно-багровый кровоподтек. Но недаром я уже прошел цикл судебной медицины, чтобы сразу определить, что это далеко не свежий вчерашний фингал, а срок его образования соответствует не менее трем суткам. Глаз не был заплывшим, отек мягких тканей полностью отсутствовал, а по периферии подглазничного украшения явственно просматривалась кайма с прозеленью. Но вступать в полемику по актуальным вопросам судебно-медицинской экспертизы в моем положении было нецелесообразным.

Вымогатель Анвер продолжал с унылыми интонациями: «Я, конечно, могу написать рапорт, тем более, что и свидетели есть. Тогда вряд ли ты пойдешь по мелкому, тебе светит другая, серьезная статья: сопротивление сотруднику милиции при исполнении. Но мне тебя жалко, ты такой молодой, не хочется портить тебе жизнь!»

Общение с Романом Давидовичем Козловым научило меня конкретике при решении некоторых финансовых вопросов, поэтому я спросил кратко: «Сколько?»

Оказалось, что для компенсации физического и морального ущерба, «причиненного» старшине медицинского вытрезвителя Анверу, находившемуся в момент причинения ему телесных повреждений при исполнении служебных обязанностей, требовалось 100 рублей (по тому времени — почти месячная зарплата врача), причем, именно сегодня к 16-ти часам дня.

Нашу партию, ожидавшую суда и мучимую похмельем, долго мурыжили в райотделе, пока, наконец, не подкатил автозак облегченного типа, и нарушителей общественного порядка стали посписочно грузить в это средство перевозки неблагополучных и крайне беспокойных граждан. Я благодарил Небеса, что нас не повели в это раннее утро под конвоем пешком; расстояние от районного отдела милиции до суда той же инстанции было сравнительно невелико. Но даже на этой короткой дистанции при пешей «прогулке» шанс встретить кого-нибудь из знакомых или преподавателей был необычайно высок, а при моей природной застенчивости выдержать такое было просто невозможно.

В народном суде Кировского района молодой судья-татарин, лет на 10 постарше меня (везло мне в утро на представителей этой национальности), очень внимательно прочитал две или три бумажки-документа (мое дело), осмотрел иронически мой растерзанный вид и неожиданно начал рассуждать вслух: «Если я определю Вам несколько суток административного ареста, то этот факт, наверняка, станет известен в институте, что в обязательном порядке породит определенные, нежелательные для Вас проблемы. Да и негоже студенту-медику, без пяти минут врачу, мести тротуары нашего не слишком чистого города. Поэтому я постановляю, Вам надлежит уплатить штраф в размере 100 рублей. Вы согласны?»

Еще бы, не согласен? Я готов был по-братски сжать в своих объятиях этого наимудрейшего, несмотря на молодой возраст, из судей. Какое тонкое понимание человеческой психологии и натуры! Как он предугадал, что мне лучше заплатить любую сумму денег (впрочем, на текущий момент в моих карманах не завалялась даже жалкая копейка), чем стоять, как у столба гражданской казни, посреди тротуара с метлой в руке, с позорным, хоть и невидимым клеймом осужденного за мелкое хулиганство!