Белый мыс - [77]

Курт старался сохранять важный и неприступный вид. На его темной, лоснящейся от помады голове не оттопыривался ни один волосок, только лицо было бледнее обычного.

– Маргарин кончился – открой еще пару ящиков!

– Подай мне две большие селедки!

– Развесь еще картофеля!

Оке едва успевал выполнять сыпавшиеся на него приказания. Энглюнд отвечал по телефону.

– Но парню и в самом деле трудно сегодня со всем управляться… Ну ладно, придется обменять товар.

Он положил трубку и тихо выругался, вытирая потный лоб грязным рукавом.

– Фру Бьёрк с Вестерлонггатан. Картофель ей, видите ли, плохой отобрали!

– Я уже был там два раза, – пробормотал Оке.

– Она у нас постоянный покупатель, таким приходится угождать, – ответил Энглюнд.

Оке невольно подумал о той колбасе, которую покупали на пасху только самые бедные. На страстной неделе ее никто не брал, и она уже покрылась серой плесенью, когда ее убрали в холодильник. Оке сам мыл эту колбасу в теплой воде и натирал потом снаружи постным маслом, чтобы придать ей аппетитный вид.

Из этого, однако, не следовало, что Энглюнд пренебрегал мелкими покупателями – напротив. Поздно вечером после закрытия, когда измученные продавцы ушли домой, позвонил компаньон.

– Я еще не подсчитывал, но уверен, что сегодня рекордная выручка, – сообщил Энглюнд таким тоном, будто выиграл сражение.

Подсобное помещение и в самом деле выглядело так, будто в нем недавно кипел бой. Вокруг колбасорезки валялись мясные крошки. Слой грязных опилок на полу был усеян овощами, клочками бумаги, пустыми картонными коробками и щепками от поспешно вскрытых ящиков.

– Что-о! Я слишком дешево продаю цветную капусту?

В голосе Энглюнда зазвучали металлические нотки, жилы на шее надулись, как от удушья.

– Этот… этот скряга будет учить меня, как вести дела!

Он швырнул трубку и тут же отвел душу перед Оке, стремясь дать выход своему гневу:

– Как этот тип не понимает – в Старом городе не придумать лучшей рекламы, как продавать кое-что по заниженной цене! Здесь ведь большинство вынуждено считать каждое эре. Чем был этот магазин до того, как я поднял его оборот? И в каком состоянии были дела у него самого, пока мы не вошли с ним в пару? Десятки тысяч крон долга! Да об этом весь город знает!

Оке продолжал усердно подметать, стараясь не расхохотаться. Уж и весь город! Оскорбленное самолюбие превратило пронырливого торговца в какого-то наивного ребенка. Неужели он и взаправду думает, что полумиллионному населению столицы есть дело до какого-то мелкого лавочника?

– Хватит на сегодня, – сказал Энглюнд, когда Оке навел относительный порядок. – После праздника уберем как следует.

Он вытащил из толстой пачки денег три пятерки:

– Держи зарплату. Если хочешь, можешь взять с собой фруктов или еще чего-нибудь.

Оке стал неуверенно отбирать себе апельсины.

– Возьми вон из тех, они намного лучше, – хозяин указал на самый дорогой сорт.

Энглюнд явно хотел показать, что уж он-то не такой скряга, как компаньон. Оке поблагодарил и чуть не бегом заспешил домой.

Хильда почти всю страстную пятницу читала пасхальное евангелие и псалмы и предпринимала отчаянные попытки завербовать Оке в Армию спасения. Она встретила его в дверях с кокетливым хихиканьем:

– О, подарок для меня!

Она взяла апельсин, но руки дрожали так сильно, что он покатился по полу оранжевым мячиком.

– Смотри, как он спешит!

Хильда заковыляла вдогонку за апельсином и упала бы, не подхвати ее Оке. Глаза у нее помутнели, изо рта пахлопивом.

– Я не пьяная! Я уже сколько месяцев ни капли в рот не беру, – заверяла она.

Оке разделся до пояса и наполнил их единственный умывальный таз холодной водой. Хильда посмотрела на его обнаженный торс, и ее путаные мысли устремились по новому руслу.

– Теперь я старая и некрасивая, и мой мальчик никогда не приходит навестить меня.

Она всплакнула от жалости к себе самой и сникла на кровати кучкой серого тряпья. Оке задумался было над тем, кого она понимала под «мальчиком», однако он спешил и продолжал умываться. Его молчание раздражало Хильду, и она снова стала ныть, что совсем не пьяна.

– Я выпила только две бутылки пива. Уж столько-то можно позволить себе в праздник! – твердила она воинственным тоном, который был ему знаком по букинистической лавке.

Следовало бы подыскать себе другую квартиру, однако новая куртка и шапка, лежавшие на стуле, говорили в пользу того, чтобы он принял предложение Хильды остаться и платить ей десять крон в месяц. Только при такой квартплате Оке мог надеяться, что у него будет оставаться что-нибудь на одежду. Теперь ему становилось понятно, почему фирмы и магазины искали рассыльных, живущих в городе с родными. Зарплата не была рассчитана на то, чтобы рассыльный мог сам себя обеспечить, хотя рабочий день длился по десять – одиннадцать часов.

Но сегодня Оке был богат и свободен от забот. В бумажнике лежало около двадцати крон, а там, в безликой массе людей, есть человек, который ждет его…

Взять куртку? Нет, она выглядит слишком просто. Он решил ограничиться джемпером под пиджак, хотя вечера еще были прохладные.

В Железнодорожном парке листочки еще не собрались с духом выглянуть из почек, зато на клумбах пестрели гиацинты и зеленела молодая травка. Карин уже пришла. Ее весенняя шляпка и пальто перекликались по цвету с голубыми цветочками. Она чем-то напоминала хорошенькую фарфоровую пастушку, но явно нервничала.