Белый мыс - [50]

Около доски стоял Бенгт и исписывал ее черную поверхность рядами цифр. Со стороны скамей, вытянувшихся вдоль стен, на него устремлялся не один критический взор. Какой дерзкий взгляд у этого верзилы, хотя всем известно, что его семья живет на пособие от призрения!

Оке крепко зажал в кулаке большой палец. Хоть бы Бенгт не ошибся! Учитель тоже взволнованно следил за бегом скрипучего мела – видно, думал о том же. По молчаливому соглашению Бенгт должен был в день экзамена одолеть самые трудные задачи, а Оке – ответить на наиболее заковыристые устные вопросы.

– Правильно!

Бенгт благополучно обошел все ловушки. Уверенными шагами, сурово поблескивая глазами, он прошел к своему месту.

Господин Лаурелль тяжело откинулся на спинку стула и стал задумчиво перебирать брелоки на золотой цепочке часов. Он председательствовал в школьном совете, и его подпись стояла на аттестатах рядом с подписью учителя.

Наконец наступил великий момент. Русен уступил кафедру священнику, и тот принялся вызывать по алфавиту:

– Оке Андерссон, Мурет.

Оке встал в проходе. Священник привычной скороговоркой перечислил предметы и отметки. Каждое слово стучало, словно молотком, в барабанные перепонки Оке. Когда он повернулся к учителю и открыл рот, чтобы поблагодарить, тот неожиданно прервал его:

– Поздравляю тебя: давно уже в нашей школе не было такого хорошего аттестата! Желаю успехов в будущем!

Оке осторожно принял толстый белый лист. Ему стало сразу как-то печально, словно он перевернул последнюю страницу волнующей книги. Не каждая страница была прекрасной, но сейчас школьные обиды и горести казались такими незначительными, совершенно исчезая перед лицом светлых и радостных впечатлений.

Бабушка сидела в дальнем конце зала, зажатая между двумя рослыми женщинами. Она гордо улыбалась и даже приосанилась во время короткой речи учителя. Оке еще не успел сесть на место, как горькая истина пронизала его резкой, ослепительной молнией: только для нее одной его аттестат имел подлинную цену…

Ему предстояло учиться еще несколько месяцев на дополнительных курсах, после чего учебе придет конец.

– Может быть, тебе удастся получить место у Бугрена. Нужна хорошая голова, чтобы вести книги или стоять за прилавком и обслуживать покупателей, – сказала бабушка, когда они протискивались сквозь восторженную толпу ребятишек на школьном дворе.

Оке промолчал, стараясь не думать о неизбежном вопросе: что же, собственно, из него получится? Ему не хотелось расставаться со своими радужными мечтами, хотя он и понимал их нелепость.

…Свет струится сквозь высокие окна в огромном зале. Все стены уставлены до самого потолка книгами. Рядом, в комнате поменьше, наполненной острыми запахами кислот и других химикалий, осторожно передвигаются юноши и девушки в белых халатах, внимательно прислушиваясь к указаниям седого профессора.

Так представлял он себе институты и университеты, где люди учились применять могучее орудие – пытливый разум, стремясь стать в один ряд с теми избранными, которые смело расширяли пределы человеческих познаний.

– У тебя есть еще несколько лет в запасе, – утешала его бабушка. – Сначала пройдешь конфирмацию, а там посмотрим, что будет.

Однако Оке знал, что ему придется решать этот вопрос значительно раньше. Еще в начале года дядя Стен обратился в комитет призрения детей, и ему назначили пособие на Оке – пятнадцать крон в месяц.

– Я вырастила мальчика как своего сына и думала обойтись без помощи муниципалитета те немногие годы, что остались, пока он станет сам зарабатывать, – возражала бабушка.

– Ерунда! Надо же одеть его к экзаменам. Мы и так уже много лет назад могли обратиться за пособием, – ответил дядя Стен.

Хотя председатель комитета призрения подтверждал это, было ясно, что пособие отменят, не дожидаясь, когда Оке исполнится шестнадцать лет. Он ясно представлял себе недовольные речи:

«И что этот здоровенный парень слоняется дома без дела? Пора ему уже поискать себе заработок».

Так будут говорить те, кто больше всего боится, чтобы их собственные дети не вздумали идти в люди… А вот Гюнвор уже нанялась батрачкой к одному крестьянину. Она тоже принадлежит к числу той молодежи, которой бедность не позволяет оставаться дома после конфирмации. Таков удел бедных: работать на чужой земле за низкую плату, такую низкую, что им вообще никогда не будет по карману купить собственный клочок… Владельцы поместий и богатые крестьяне нуждаются не только в молодых работниках: им выгодно, чтобы батраки отдали их земле всю свою жизнь.

Бесконечно серым казалось такое будущее, словно борозда на чужом поле. Но зато Оке знал эту работу, и он, не колеблясь, взялся бы за нее, если бы не боялся, что она будет уводить его все дальше от мира книг. Книги в каморке батрака были такой же редкостью, как вошь на лысой голове; читающий батрак рассматривался как нечто подозрительное. Что, мол, это за барские повадки! Или он собирается разорить своего хозяина, оставляя керосиновую лампу гореть за полночь?

Существовал еще выход – пойти в море, но в Висбю и без того перед конторой по найму выстроилась длинная очередь опытных моряков. Да и бабушка не советовала: