Белый морок. Голубой берег - [314]

Первым вскочил с табуретки Артем:

— В самом деле, друзья, Митрофану нужно отдохнуть…

XXI

Они встретились в нетронутой чаще лебеды и щерицы за пожарищем дома покойного Свирида Стасюка. Встретились, как и было условлено ранее, в вечернюю пору в последнее воскресенье августа. Варивон и Марийка были им и за проводников, и за часовых.

Как только Артем увидел вдали между кряжистыми яблонями одичавшего Стасюкова сада крепко скроенного, среднего роста мужчину в тщательно выглаженных синих брюках, в вышитой голубой гладью полотняной сорочке с короткими рукавами, перетянутой по талии плетеным шнуром с бахромой на концах, так у него сразу же перехватило дыхание. А когда он поймал обеими руками небольшую, хрупкую руку долгожданного гостя из Киева, на глаза у него навернулись непрошеные слезы. От этого исчезло, расплылось расположенное на противоположном склоне большой балки село, исчез извилистый проселок, но Артем не желал ничего ни видеть, ни слышать. Ведь встреча, которую он столько ждал, о которой столько мечтал, наконец состоялась!

Будто все еще не веря, что напротив стоит секретарь подпольного горкома партии, Артем с каким-то особенным вниманием смотрел в широко открытые, серые, сурово-непроницаемые глаза товарища Пироговского и лишь натужно посапывал. Потому что слова, которые надлежало бы ему сейчас сказать, как назло, стерлись внезапно из памяти, разлетелись, будто полова на ветру. О, если бы сейчас перед ним стоял Кузьма Петрович, все произошло бы по-другому. Артем просто склонил бы на плечо старшему товарищу голову, по-мужски сдержанно стиснул бы его в объятиях и, будто перед собственной совестью, излил бы все свои боли, горести и обиды, которыми было заполнено его сердце за долгих четыре месяца блуждания по лесам. Только не мог он так вести себя с этим сдержанным, аккуратным человеком с красивыми рыжеватыми усами и бородой, как не мог начинать с ним разговор официальным рапортом о деятельности отряда.

Гость тоже не отрывал от Артема пытливого, с затаенной лукавинкой взгляда, и со стороны казалось, он изо всех сил пытается о чем-то вспомнить. Людям, которые долго проживали в одной местности, при встречах в отдаленных краях присуще предполагать, что они непременно когда-то виделись, даже были знакомы друг с другом. Только напрасно старался Пироговский — с Артемом Тараном он никогда не встречался раньше, поскольку их жизненные дороги просто не могли где-то пересечься. Детство Артема промелькнуло в глухом селе, молодость — на ударных стройках первых пятилеток, в столицу республики он попал сравнительно недавно и, можно сказать, случайно, когда на общем рабочем собрании комсомольская братва единодушно постановила направить «железного бригадира» на учебу в кузницу Красных Зодчих, как называли тогда строительный вуз. Но, оказавшись в Киеве, после крутых личных драм, Артем, кроме институтских аудиторий и лабораторий, нигде не бывал, редко с кем встречался, мало что видел.

Тропинки Сашки Пироговского, оставшегося в раннем детстве круглым сиротой, извивались-плутали по всяким тернищам да кручам, пока не вывели мальчишку на дорогу славного братства речников Днепровской флотилии, потом — к гвардейцам стальных магистралей Юго-Западной железной дороги, а позже — в дружную рабочую семью Киевского деревообделочного завода…

— Так, может, начнем со знакомства? — взяв на себя наконец инициативу, предложил Пироговский. — О ваших делах в Киеве я много наслышан, но познакомиться лично с командиром прославленного партизанского отряда…

— Ну, командир я, скажем, временный, — сразу же заметил Артем. — По решению основного подпольного горкома партии отрядом должен был руководить другой товарищ.

Пироговский нахмурился, потупил глаза в землю:

— Понимаю… Мы ведь с вами оказались, считай, в одной ступе. Мне тоже выпало исполнять сейчас прежние обязанности товарища Петровича.

— И как давно?

— Да скоро уже два месяца будет. После того как гонец с Большой земли передал решение ЦК партии.

— Выходит, там знают о нашей весенней трагедии?

— Видимо, да. Фашисты на всех перекрестках и на все лады до сих пор еще трубят о полном уничтожении киевских большевиков. Даже фамилии расстрелянных наших товарищей неоднократно печатали в своих газетах.

— Но ведь Петрович среди них не упоминался!

— Да. О товарище Петровиче — нигде ни слова!

— Что же с ним стряслось? Вы интересовались его судьбой?

— О чем вы спрашиваете? — явно обиделся Пироговский. — Все эти месяцы не прекращаем поисков. К сожалению, чего-то определенного до сих пор сказать не можем. Ясно одно: Кузьма Петрович погиб. Где, когда, при каких обстоятельствах — разные слухи в городе распространяются. Но слухи есть слухи, на них полагаться нельзя.

— Не знаю, Александр Сидорович, известно ли вам, что, в соответствии с утвержденным планом варианта «А», из Киева мы с Петровичем должны были вместе выбираться вот на этот хутор, — Артем указал на пожарище. — Только уже в день выхода, а точнее под вечер, он предупредил меня через свою связную Тамару Рогозинскую, чтобы на Стасюков хутор я отправлялся один, а он остается в Киеве еще на сутки. Как я понял со слов Тамары, у него на следующее утро должна была состояться какая-то особенно важная встреча. Лично я считаю, что эта встреча и стала для него роковой. Ох и дорого заплатил бы я, чтобы узнать, с кем именно должен был встретиться наш секретарь!