Белый морок. Голубой берег - [311]

Артем быстрыми шагами взошел на крыльцо. Под откровенно завистливыми взглядами вступил в сени, резко дернул дверь светлицы.

— Куда? Разве не слыхали, что я сказала? — остановил его суровый оклик Клавы. Но тотчас же она узнала прибывшего и уже деликатнее добавила: — Ох, нетерпеливые! Может, сначала дали бы возможность промыть человеку раны?..

— Да это же не дамский салон, Клава! — улыбнулся Ляшенко со своего ложа. — А мужчины ничего непристойного не усматривают в промывании честно нажитых ран.

Лишь переступив порог светлицы, Артем увидел голого до пояса, босоногого, неправдоподобно костлявого человека, который, согнувшись в три погибели, стоял на коленях над деревянным корытом, а его ребристую, густо усеянную чирьями и язвами спину Клава поливала из кружки каким-то ароматным травяным настоем и осторожно протирала ваткой. Не только Артем, а наверное, никто в отряде, встретив где-нибудь на лесной просеке, не смог бы узнать в этом изможденном, обросшем щетиной человеке совсем недавно крепкого как дуб, сурового на вид Мудрака.

— Ну, здравствуй, здравствуй, Митрофан! С возвращением!

— Спасибо-т, командир. Только что-то растерял свое здоровье-т…

«Оно и видно, что растерял по крутым дорогам. Наверное, тебе, бедняга, за семь недель пришлось не раз лиха хлебнуть…» Но каким нежным сочувствием ни полнилось Артемово сердце к этому человеку, сейчас его мало интересовали приключения Митрофана. Со жгучим нетерпением он ждал ответа на главный вопрос: успешны ли оказались странствия Мудрака, сумел ли он найти тропинку к Ковпаку и Орленко?

— Ну-т и задали же вы мне мороки-т, командир… Не раз думал, на тот свет скорее попаду-т, чем выполню-т ваши наставления… — видимо поняв, чего от него ждут, начал было Митрофан.

— Подожди с разговорами! — прервала его Клава. — Мне голову твою еще нужно обработать…

— А может, сестрица, пусть бы хлопцы меня обрили-т…

— Чего захотел! Как же ее обреешь, если она вся струпьями покрылась?.. Потерпи, я недолго! — Она плеснула из кружки пахучей теплой водой на чуб, сбившийся комьями, и быстро начала орудовать тампоном и пинцетом.

Только теперь Артем повернулся к Данилу и спросил глазами: ну, с отрадными вестями прибыл Мудрак или нет? Ляшенко в ответ выразительно смежил веки и, улыбнувшись, слегка кивнул головой: все, мол, в порядке, дружище! Как улыбку судьбы, ждал этого мгновения Артем, с затаенной верой ждал его днем и ночью, а когда оно наступило, поверить в долгожданный успех так сразу не мог. Неужели наконец улыбнулось им счастье? Неужели отныне они не будут задыхаться во мраке полнейшей изоляции?.. И тут перед его глазами внезапно вздрогнул окружающий мир, медленно закачался, будто на невидимых волнах поплыл, поплыл, а потом вдруг так бешено закрутился, что Артем спешно опустился на табуретку, чтобы не покачнуться. Немо торжествуя свою чуть ли не самую большую победу, он молча сидел с закрытыми глазами до тех пор, пока его не привел в чувство голос Ляшенко:

— Кстати, а откуда тебе стало известно о возвращении Митрофана?

— Да от твоего же гонца.

— Такое скажешь… Когда бы он успел добраться до лагеря, если буквально минуту назад вон там, где ты, стоял?

— Мы на гати встретились. После всенощной я спешил к тебе…

Комиссар встревоженно стрельнул глазами, прошептал еле слышно:

— Снова что-то на нашу голову свалилось?

Тот лишь рукой махнул.

— Довгаль запоролся? Или, может, Василя постигла неудача?

— Да нет, успокойся… Довгаль, правда, еще не вернулся в лагерь, но Ксендзов «телеграф» передал уже: недостроенный секретный аэродром под Коростенем уничтожен партизанами дотла. Ну а что касается Загравы… Он, как всегда, на белом коне примчался от Корнина. Представьте себе, под самым носом у фашистов без единого выстрела полторы сотни узников сумел освободить. Вчера возвратился к Змиеву валу не то что без потерь, а даже с изрядным пополнением. Хороший командир вырастает из Загравы.

— А что же случилось?

— В Загорье беда. Позавчера там повешен Олекса Стах. Прямо средь бела дня. И кто бы, ты думал, учинил это? Загоряне в один голос утверждают, что… партизаны.

Ляшенко мигом приподнялся на локоть. На его запавших щеках тотчас же проступили вишневые пятна. Полковник Ляшенко был военным человеком, за долгие годы своей жизни принимал участие во множестве кровавых схваток, и смерть на войне не казалась ему чем-то необычным и неестественным: от вражеских пуль кто-то, хочешь или не хочешь, должен был умирать! Но смерть, причиненную человеку своими же единомышленниками, он считал невыносимо возмутительной, дикой, преступной.

— Неужели повторилась трагедия Прохора Кныша?

— Очень на это похоже.

— Кто же эти злоумышленники?

— Именно это меня более всего и тревожит. Витольд Станиславович обещал разыскать их и на том свете…

Тем временем Клава промыла Мудраку раны и обработала их лекарствами, осторожно одела его в чистую сорочку, забинтовала голову. Потом помогла ему перебраться на широкие полати и, уложив на разостланный кожух под жердочкой, обмотала натертые, распухшие ступни ног смоченной в травяном настое дерюжкой.

— Вот теперь можете расспрашивать его сколько угодно, — великодушно разрешила и, подхватив корыто, быстро вышла во двор.