Белый лебедь - [8]

— Я здесь живу, — заявил он. Она заморгала:

— Что?

— Я сказал: я здесь живу.

— Вы здесь живете?

В ее доме?

Сердце у нее забилось гулко, и это не имело ничего общего со странным собственническим взглядом его пылающих глаз. Но она не желала поддаваться панике.

— У вас настали тяжелые времена, да? — язвительно хмыкнула она, с трудом выговаривая слова. — Весьма сожалею. Но дом большой. В тесноте — не в обиде, как я всегда говорю.

Нужно отыскать отца.

Подобрав длинные юбки, она собралась было уходить, но он схватил ее за руку. Его длинные сильные пальцы удивительно нежно обвились вокруг ее руки как раз там, где кончался рукав, и она не могла смотреть ни на что, кроме его золотистой кожи, прижатой к ее запястью.

На один поразительный момент она увидела его руку. Она опять стала ребенком, неловким ребенком, с непослушными, неукротимыми локонами, с пятнами грязи на щеках, а он вытирал ее грязную коленку. Ее дорогой, милый Грейсон. Ее рыцарь. Единственный, кто всегда был рядом с ней — кроме того случая, когда он был нужен ей больше всего.

Она вздернула голову и посмотрела на него, такого высокого, такого сильного, такого необходимого ей.

— Как могло получиться, что она вам понадобилась? — прошептала она.

— Что?

Она вспомнила, где находится, и с шумом втянула воздух. Это «Белый лебедь», и прошло пять лет. Никто не знает, что однажды вечером она ходила повидать Грейсона, и было это много лет назад. Никто и не узнает об этом, решила она.

Собственный смех показался ей неискренним, и она попыталась высвободиться.

Но он удержал ее и поднял ее голову за подбородок согнутым пальцем.

— Я не знаю, откуда возникла эта путаница, Софи, но я не жилец здесь. Теперь «Белый лебедь» принадлежит мне. Я думал, вы знаете.

При этих словах ей окончательно расхотелось насмешничать, и она выдернула руку, все еще не веря его словам.

— Это абсурд!

— Мне дали понять, что Конрад говорил вам об этом. — Его глаза стали еще темнее, в них снова появилось нечто опасное, словно он о чем-то умалчивал. — Я купил этот дом у вашего отца всего три месяца назад.

Все закружилось у нее перед глазами, и она покачнулась. Уверенность, которая звучала в его голосе, показалась ей невыносимой.

Но она тут же взяла себя в руки.

— Это смешно! Это не его дом, и он не может его продать.

— К сожалению, это был его дом.

— Мой! — В голосе ее зазвучал панический страх.

— Но он записан на него. Договор…

— Да! — закричала она, оборвав его. — Да, дом записан на него, но только потому, что я в восемнадцать лет подписала тот дурацкий документ, где я давала ему право вести мои дела. — В то время ей казалось, что это небольшая цена за обретенную ею свободу. Небольшая цена за то, чтобы ей разрешили уехать из Бостона и посещать Лейпцигскую консерваторию. Она ведь была уверена, что отец ни в коем случае не продаст ее дом.

«Успокойся!» — мысленно приказала она себе. — Но как бы то ни было, отец в течение многих лет не делал никаких попыток вмешаться в мою жизнь. — Она постепенно успокаивалась. — Это, конечно, недоразумение. Как только я найду отца, мы с ним все выясним.

Она засмеялась и внезапно почувствовала облегчение. Не раздумывая, она протянула руку, чтобы похлопать его по плечу. Его взгляд мгновенно обратился на ее пальцы, лежащие на его темном пиджаке, и она могла бы поклясться, что по телу его пробежала дрожь, словно этот невозмутимый человек хотел бы избежать ее прикосновений. Внезапно она подумала: как это будет, если она сплетет пальцы с его пальцами? Если крепко сожмет их? Если Грейсон обхватит ее руками, как делал это, когда они были детьми? С застенчивым щебетанием она отняла руку.

— Обещаю, если действительно произошла какая-то ошибка и деньги перешли из рук в руки, я прослежу, чтобы отец вернул вам все до пенни.

Его гибкое тело пантеры неподвижно застыло. Он поднял голову и впился в нее холодным оценивающим взглядом, словно пытался проникнуть в ее мысли. Ему всегда слишком хорошо удавалось читать ее мысли, как будто он заглядывал ей прямо в душу. Она с трудом подавила желание закрыть глаза.

— Деньги меня не волнуют.

— Ну и хорошо. Значит, не будет никаких проблем. А сейчас мы очень устали. Все за мной. — Чем скорее она избавится от него, тем лучше. Трепет и эмоции, заглядывание в душу? Видит Бог, для этого ей нужно снова стать восьмилетней девочкой, доверчивой и романтичной, верящей в рыцарей в сверкающих доспехах.

Но мир вовсе не романтичен. И разумеется, не существует никаких рыцарей ни в каких доспехах.

Путешественники направились к лестнице.

— Софи, — произнес он, и слово прозвучало как спокойная команда.

Она обернулась, остановившись у подножия лестницы. Его мрачное лицо, казалось, помрачнело еще больше.

— Да? — оглянулась она.

— Вы не можете оставаться здесь. — Слова его раскатились по холлу, и сердце у нее екнуло, Идти им было некуда, и денег заплатить за жилье у нее нет.

— Почему же?

Этот вопрос застал его врасплох. Некоторое время он смотрел на нее, этот смелый, властный человек, и в его красивом лице проявилось что-то жесткое и отрешенное. Казалось, он ведет бой с самим собой.

— Ну, скажем так — неприлично незамужней женщине спать в доме холостяка, — спокойно ответил он.