Белый лебедь - [38]

С этими словами она повернулась как можно спокойнее, стараясь сдержать слезы, которые жгли ей глаза, и хотела выйти. Но в последнюю минуту остановилась и опять повернулась к Грейсону.

— И последнее. Найлз Прескотт попросил меня выступить в концертном зале.

— И вы отказались.

— Я передумала. Сообщите ему об этом. — Патриция хлопнула в ладоши, настроение у нее мгновенно изменилось.

— Чудная новость! Это будет блестяще! На концерт захотят прийти все, кто что-то собой представляет!

Софи посмотрела на мачеху, уже не скрывая горечи.

— Все, кто что-то собой представляет? Вы что же, полагаете, что в Бостоне еще остались те, кого вам стоило бы покорить, Патриция? Вы хотите влюбить в себя всех мужчин? Неужели вам мало, что вы заполучили моего отца? Неужели вам мало, что вы пришли в «Белый лебедь» ухаживать за моей матерью и заняли ее место?

— Софи! — изумился Конрад.

Патриция побледнела.

— Между мной и Патрицией не было ничего неприличного, пока твоя мать была жива.

— Да, в физическом смысле — ничего неприличного. Но только потому, что Патриция была слишком хитра для этого.

— Сию же минуту извинись перед мачехой! — потребовал Конрад.

— Не считаю это необходимым. Патриция получит мой концерт, на который соберутся сливки общества. Это ее утешит, — презрительно процедила Софи, глядя на мачеху. — Честно говоря, — добавила она, вздернув подбородок и лихорадочно обдумывая, какое ей надеть платье — красное бархатное с низким вырезом или атласное цвета рубина, лиф которого состоит скорее из кружев, чем из ткани, — честно говоря, я полагаю, что это действительно будет потрясающее событие, которое Бостон не скоро забудет. — Она повернулась к Грейсону. — А поскольку вы так замечательно умеете составлять контракты, составьте и этот. Я хочу оговорить дату и условия гонорара. Я вовсе не желаю, чтобы Найлз Прескотт вдруг передумал и пошел на попятную. Мое время стоит дорого, — продолжала она, улыбнувшись улыбкой концертной дивы. — Держу пари, вы не знаете, что я получаю сто долларов в час!

И она вышла из комнаты, оставив отца, мачеху и Грейсона в прозрачной пустоте ошеломленного молчания.

Глава 9

Глина у нее в руках была мягкой, гладкой и прохладной и охотно покорялась ее прикосновениям.

Эммелайн сидела на высоком стуле, одетая в простое хлопчатобумажное платье, ее седые волосы были заплетены в длинную косу, свернутую кольцом на затылке. Комнату наполнял запах глины. Глины и глазурей. Обжига и жара.

Вдохнув эти запахи, она выпрямилась и выгнула спину. Было еще рано, день после приема у Уэнтуортов только начался — приема, который прошел в странном напряжении:

Она чувствовала, что единственный, кто получил от него настоящее удовольствие, была Софи.

Милая, славная Софи.

Эммелайн знала, что Брэдфорд хочет поженить Софи и Грейсона. Он сказал, что хороший брак всегда отвлекает внимание от скандалов. А даже она не могла не согласиться, что Мэтью и Лукас были замешаны в скандальных историях. И теперь вся надежда была на Грейсона — лишь он один мог заставить Бостон забыть о том, что натворили его. братья.

Да, брак может сделать это. Но не это ее заботило. Она верила, что Софи сделает ее сына счастливым. Грейсон слишком долго жил серьезно и ответственно, держа себя в прочной узде. Софи слишком долго жила независимо и свободно. Вместе, казалось Эммелайн, они обретут равновесие. Общность черт характера отнюдь не является залогом счастливой супружеской жизни.

Но что, если ее сын поступит с Софи так же, как поступил с ней Брэдфорд, попытавшись отлить ее в форму, которая ей совершенно не подходит?

Она отогнала эту мысль. Грейсон — человек требовательный, но к себе больше, чем к окружающим. Он хороший и добрый, он будет Софи превосходным мужем. К тому же Софи сильная, уверенная в себе. Иначе как бы сумела она добиться такого успеха?

В результате, когда Брэдфорд рассказал ей о скором бракосочетании, она ни словом не упомянула о слухах, которые дошли до нее много лет назад и которые распространялись в женских кругах, где она вращалась, — слухах, касающихся ее дорогой подруги Женевьевы и этого ужасного Найлза Прескотта.

Это было так давно, что Эммелайн и вообразить не могла бы, что кто-то помнит эти сплетни и тем более косвенные намеки. Но Брэдфорд, пожалуй, посмотрит на это иначе.

Эммелайн потянулась, разминая мышцы, — она не привыкла так долго сидеть на стуле без спинки высоко от пола. Работая, она забывала обо всем, кроме глины, лежащей перед ней.

Нет, временное отключение сознания не помогало ее работе, думала она, рассматривая бесформенный ком. Она делает больше ошибок, чем успехов, но все равно приятно работать руками после всех этих лет.

Она скривилась, вспомнив о том, какую придумала историю, чтобы ее не беспокоили в ее комнате, где для всех домочадцев она спала. Она мямлила что-то насчет головной боли. Нужно же было придумать какую-то причину, чтобы иметь возможность уйти из дому. Ведь ее муж постоянно напоминал ей, что она должна ходить по городу с компаньонкой. Попросту говоря, чтобы не оставлять ее без присмотра.

При мысли об этом она ощетинилась. Конечно, ее сын не будет таким грубым и требовательным, как его отец.