Белый круг - [41]

Исписав вычислениями не одну страницу, дядя Коля пришел к неутешительным выводам: число "ЧС" переваливает в Соединенных Штатах за единицу, а это значит, что на каждый американский рот, включая пенсионеров с их вставными зубами, приходится примерно по полтора коровьего соска. Молоко за океаном течет рекой, ни о каком "догнать и перегнать" при таком раскладе нечего и думать. Пришла пора открыть начальству глаза на истинное положение вопроса.

И озабоченный дядя Коля снова берется за перо. На этот раз он, с горячим сердцем, писал на Старую площадь, в ЦК КПСС. Деликатно подчеркивая, что не требует никакого вознаграждения за свой труд, он красочно живописал беспросветность колхозного быта, включая отсутствие бань, и советовал, не откладывая, отменить молочную гонку с американцами и перевести усилия трудящихся в правильное русло. Русские коровы в его изложении выглядели ужасно: грубо понукаемые нетрезвыми пастухами, с ввалившимися боками и заляпанные дерьмом, они имели жалкий вид. Ничего не зная о тяготении русской литературы, включая ее эпистолярный жанр, к аллегории, дядя Коля и не догадывался, что для строгого партийного ока со Старой площади за его Буренками и Пеструшками угадываются Машки и Клавки, Ивановы да Петровы рядовые советские люди, занятые нелегким делом - строительством коммунизма. Бодливые же американки с их пудовым выменем вырисовывались под пером дяди Коли красивыми и вполне довольными жизнью. И в этом противопоставлении, с точки зрения диалектического материализма, содержался антисоветский заряд разрушительной силы.

С не в меру любознательным дядей Колей следовало разобраться, вот это уж точно.

В ветреный ноябрьский день, когда любители грузинской кухни зябко переминались с ноги на ногу у входа, в стеклянную дверь шашлычной потюкал ребром монетки неприятный тип в черном пальто с поднятым мерлушковым воротником. Дядя Коля из-за двери развел руки, показывая, что мест, мол, нет и надо подождать в очереди. В ответ на это тип открыл рот и что-то по-хозяйски гаркнул, как выплюнул. Дядя Коля понял, что спорить не надо, щелкнул замком и дверь приотворил. И тип уверенно вошел, а за ним еще двое, неизвестно откуда взявшиеся.

- Рукомойников? - удостоверился тип. - Николай Саввич? Дай-ка паспорт сюда!

Дядя Коля замешкался.

- Ну давай, давай! - нажал тип. - Не телись! Ишь, бороду отрастил!

Открыв паспорт, тип по-деловому сравнил фотографию на первой страничке с оригиналом и остался удовлетворен. И бросил приказным тоном даже не дяде Коле, а паре своих сопровождающих:

- Поехали!

Дядю Колю, развернув, направили в родную стеклянную дверь и повели к машине.

Доставили его на Малую Лубянку, в желтый особнячок. За обшарпанным обширным столом сидел худощавый мужчина в очках, предпенсионного вида. Перед ним лежала открытая папка, в ней дядя Коля разглядел свое письмо в Центральный Комитет.

- Присядьте! - скомандовал очкарик и прочистил нездоровое, как видно, горло. - Это вы писали? - И строго уставился из-под увеличительных стекол.

- Ну я, - сказал дядя Коля.

- Значит, признаете, - сказал очкарик и с укоризной покачал головой, как будто дядя Коля признался в том, что вылил бочку цианистого калия в московский водопровод. - Ясно...

В комнату, бесшумно отворив тяжелую дверь, впорхнул улыбающийся господин в хорошо сшитом сером костюме в искорку, в зеркально начищенных дорогих туфлях с острыми носами.

- Приветствую вас, милый человечек, - проскользнув за спину очкарика, весело прожурчал пришедший. - Меня зовут Анатолий Львович.

Очкарик болезненно поморщился - он, видно, предпочел бы, чтоб веселый Анатолий Львович съездил дяде Коле по морде, а не называл его "милый человечек".

А дядя Коля, откинувшись на спинку узкого стула, только выпучил глаза над серебряными зарослями.

- Вы не волнуйтесь! - проникновенно попросил Анатолий Львович.

- Да я и не волнуюсь, - угрюмо сказал дядя Коля.

- Не нервничайте! - совсем не грозно взмахнул рукою Анатолий Львович.

- Да я и не нервничаю, - сказал дядя Коля, опустил голову и понуро уставил глаза в пол.

- Вот видите! - повернувшись к очкарику, заметил Анатолий Львович. Синдром нулевого отрицания, несомненная составляющая общего диагноза... Ну-с продолжим!

- Ты зачем письмо в руководящие партийные органы посылал? - продолжил очкарик. - Ты сам-то хоть понимаешь? Кто тебе велел писать?

- Никто не велел, - сказал дядя Коля. - Мы Америку догнать никак не можем, потому что у них корма первосортные, а у нас мусор один.

- Это то есть как? - набычился очкарик, как будто он твердо решил вот сейчас, не откладывая ни на минуту, в одиночку осчастливить всех без исключения колхозных коров и вывести родину на победный рубеж. - Это, по-твоему, в Америке лучше, чем у нас? Да ты антисоветчик, теперь понятно, зачем ты в американское посольство писал. Ну зачем?

Дядя Коля молчал, дела его были плохи.

- Он не антисоветчик, - мягко, как нож в талое масло, вошел в беседу Анатолий Львович. - Он просто неважно себя чувствует, он преувеличивает свою роль в истории, у него бывают видения... У вас сегодня стул был?

- А? - спросил дядя Коля, совершенно уже сбитый с панталыку.