Белый клык - [8]

В глубине души он знал, что это сработает и здесь. Если они будут достаточно жестокими, достаточно сильными, чтобы задрать планку насилия и выдержать последствия — человечеству придется смириться с фавнами, занимающими равное им место в мире. Из страха, да, но какая разница, если результат достигнут?

— Она не может сидеть там вечно.

Проблема была в том, что масштаб необходимой жестокости в детдоме и Ремнанте был очень, очень разными вещами.

И он никогда не мог заткнуть тихий, мягкий голос в своей голове, голос Блейк, сейчас шепчущий ему, что Вайс Шни — семнадцатилетняя девчонка, певица с потрясающим голосом, собравшаяся учиться на Охотницу, профессию, про которую писали сказки, слагали легенды и снимали фильмы, профессию, о которой мечтал каждый мальчишка… потому что Охотники были героями, теми, кто защищал мир от монстров, без разницы — Гримм или тех, что маскировались под человека.

— Отстань, Хонг. Мы не занимаемся похищениями. Наше дело — война с SDC и роботами. Это тоже важно.

— Как скажешь, Браун. Только не больно-то это работает.

— Мы можем поговорить об этом в другое время, когда я не буду сидеть на карачках в пушке?

— Конечно, педобир. Кстати, я закончил. Передай привет роботам.

И сразу после мир превратился в море огня и грохота.

* * *

Он уже делал это раньше (десятки раз, на самом деле), но каждый раз сердце испуганно сжималось в груди, когда прямо под ним взрывалась маленькая бомба, а чудовищная, неостановимая сила, как котенка, швыряла его в небеса.

Кратковременный приступ страха прошел, когда он приземлился прямо на зенитку, едва начавшую разворачиваться в его сторону. Он был на своем месте — в бою, где не было времени для моральных сомнений, где был враг, которого следовало раздавить, и не было никакой нужды сдерживать свою силу.

Уперев ноги в удобные выступы угловатой конструкции типовой, пусть и устаревшей, зенитки Атласа, он ухватился руками за основания стволов и, довольно зарычав, вырвал их из гнезда. Перехватив правый, будто копье, он бросил его во второе орудие, пронзив его насквозь.

А после его время кончилось.

Тяжелая орудийная турель, созданная для противостояния наиболее прочным Гримм, от Большой Урсы до Голиафа, наконец довернула ствол и тяжелый снаряд буквально смел его с башни, протащил через следующую и швырнул в скалы, с обоих сторон подпирающих узкий вход в ущелье.

Он рухнул на землю с тяжелым грохотом, морщась от боли, от легкой раны на плече и тонкой струйке крови, заливающей руку — с его Проявлением его редко ранили. У всего на свете была своя цена и его заключалась в том, когда он обращался к своей способности, его аура исчезала, впитываясь в тело — про быстрое исцеление можно было забыть, потому что ему приходилось прикладывать сознательные усилия, чтобы отключить свое Проявление.

Его звериная суть, легендарная медвежья свирепость, требовала подняться ноги, вернуться в бой — разорвать всех, кто встанет на пути, оторвать им ноги и руки, перегрызть горло и напиться горячей крови, но он заставил себя остаться недвижимым. Его задачей было не захватывать базу в одиночку — только выиграть время, всего минуту, пока транспорт доставит остальную команду.

Поэтому он лежал, притворяясь мертвым — у охраны не было никакой возможности знать, что кто-то мог пережить попадание снаряда, разрывающего Урсу на части.

Время действовать пришло, когда рядом раздался металлический лязг — роботы Шни пришли убедиться, что сумасшедший самоубийца был мертв. Он ждал, сжимая зубы от жажды драки, до тех пор, пока один из электронных болванов не ткнул в него своим клинком.

Перехватив запястье неудачника, Браун сжал его в кулаке, где-то на периферии сознания испытав легкое разочарование, что скрежет сминаемого металла так мало похож на хруст дробящейся кости. Вскочив на ноги, он взмахнул рукой, используя робота в качестве дубинки, сметая со стены трех его собратьев, и тут же прыгнул вперед, спасаясь от потока пуль, обрушенных на то место, где он стоял мгновением раньше, собратьями мертвого робота.

Прямо перед ним, из свернутого энергосберегающего режима выходил тяжелый робот Атласа, брат-близнец того, что встретили Адам с Блейк на их последней миссии.

Браун любил таких — медленный, тяжелобронированный противник с большими пушками был самой простой целью для его Проявления. Маленькие и быстрые бесили его куда сильнее.

Роботу не хватило совсем немного времени — его пушки уже засветились бледно-голубым светом, готовясь выплюнуть поток полужидкого-полугазообразного Праха, раскаленного до температур, при которых даже камень горит, но Браун был уже достаточно близко. Его прыжок совпал с двумя потоками огня, ударившими из сопел на его ботинках, буквально выстреливая фавном вперед — единственное высокотехнологичное устройство, которым он пользовался. Его кулаки были грозным оружием, но, увы, проигрывали всем остальным в плане досягаемости — и реактивные ботинки были его способом быстро сблизиться с целью. А там уже все, что оставалось — это ударить или схватить за руку.

Робота-паука постигла судьба зенитки — упершись обеими ногами ему в подмышку, Моррон с хриплым натужным рычанием (ублюдок был реально прочным), оторвал пушку от туловища. Ходячий танк на четырех ногах дернулся, завертелся вокруг своей оси, пытаясь скинуть его с себя, но трудно провернуть такое с тем, кто успел вбить пальцы встык твоей брони, а силы имел достаточно, чтобы оторвать руку. Тем не менее, программу пауку писали толковые ребята, и робот не просто бестолково крутился — он наводил вторую из оставшихся у него крупнокалиберных пушек на цель. Браун едва успел отогнуть листовую броню, за край которой держался, принимая синеватый поток расплавленного Праха на собственную же защиту робота. Броня выдержала, но жар раскаленного, ярко светящегося металла Моррон чувствовал даже сквозь свое Проявление.