Белый город - [29]

Полина с грустью проследила за ее взглядом. Кровать подруги стояла у самого окна с видом на больничный, заросший зеленью двор. Казалось, что она вот-вот оторвется от пола и взлетит вместе с хозяйкой в звенящий птичьими голосами и пропитанный терпкими весенними ароматами воздух.

– Может, тебе что-нибудь принести почитать? – спросила ее Полина. – У меня полно книг, тебе не то, что на лето, на целый год хватит. За чтением время пролетит быстрее.

– Да, было бы здорово! – согласилась подруга.

Вернувшись домой, Полина начала выбирать для нее книги. Нужно что-то жизнеутверждающее и такое, чтобы не оторваться от первой до последней строчки. Владимир Набоков «Камера обскура». Когда-то ее чуть не уволили за прогулы: кресло для слов и строка за строкой, страница за страницей, день за днем… Какая уж тут могла быть работа? Но главный герой ослеп после автокатастрофы, а потом еще возлюбленная его застрелила. Явно не подходит женщине, прикованной к постели. Эрнест Хемингуэй «Острова в океане» – детская мечта Полины (жить бы на острове и смотреть, как солнце падает в море!), но море забирает сына у Томаса Хадсона. Значит, не для беременных. Она в растерянности бродила вдоль книжных полок, читая названия: «Преступление и наказание» Достоевского, «Посторонний» Камю и «Стена» Сартра – о приговоренных к смертной казни, «Смерь в Венеции» Томаса Манна, «Тени в Раю» Ремарка, «По ком звонит колокол» Хемингуэя, «Приглашение на казнь» Набокова, «Плаха» Чингиза Айтматова… Да уж, жизнеутверждающе, нечего сказать. Полина впервые поняла, что герои книг, которых она так сильно любила, с кем выросла вместе, – все они хранили отпечаток смерти. И сейчас с полок на нее смотрели не книги, а побелевшие мертвецы. Казалось, даже в комнате стало вдруг холодно и зябко. «Искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь», – Борис Пастернак, монолог Юрия Живаго. Есть книги, которые человек способен прочесть лишь однажды, но запомнить на всю жизнь. Шрам, вырезанный в памяти. Вечная боль в сердце. Перечитывать такие книги – не хватит душевных сил. Но и отдать кому-то, даже на время, ты их не сможешь, всегда проще купить в подарок еще одну, чем пожертвовать своей, выстраданной.

Может, в этом и есть отличие великой литературы? Наверно, писатель должен страдать, ибо счастье – бесплодно. И, сочиняя чужие страдания, заставлять страдать своих близких ради достоверности истории, ради того, чтобы писалось «по-живому». Не умер, не горевал – не полюбят, ибо «все счастливые семьи счастливы одинаково»[14] – не выйдет романа, лишь детская сказка из разряда «жили они счастливо и умерли в один день». Может быть, поэтому «В конкурсе участвуют только истории со счастливым концом»? Слишком сложно обойтись без жертвоприношений?

«Кстати, насчет „умерли в один день“: нужно пойти к метро и купить с лотка ей связку розовых любовных романов. Скукотища, конечно, но зато жизнеутверждающая», – решила Полина. Еще в нежном возрасте школьницы она прочла две замечательные книги «Поющие в терновнике» Колин Маккалоу и «Унесённые ветром» Маргарет Митчелл. С тех пор она уверенно считала, что это и есть эталон женских любовных романов, и все они прекрасны. Уверенность поколебал студенческий сексуальный опыт. Они с приятелем отмечали конец сессии красным вином. Родители были на даче, экзамены сданы…

Он сказал тогда: «Мы сделаем это в спальне моих родителей, и тогда ты будешь знать, как сильно я люблю тебя». Розовый шелк простыни, розовые полки с любовными романами его мамы. Огромное зеркало.

«Ты знаешь, по-моему, это мерзко. Зеркало сохранит наши отражения, и твои родители почувствуют и узнают, что мы осквернили их супружеское ложе», – замялась Полина.

«Да, ладно! Ты бы знала, что читает моя мама!», – воскликнул он, подбежав к книжной полке и выхватив одну из книг. «Ее огромные груди расцвели в его руке, словно бутоны роз. Он почувствовал, что готов, и вставил налившийся соком ствол в ее нежное лоно…», – прочел он Полине.

«Что он там вставил?» – давясь от смеха, спросила она.

Да-а … «Поющие» – просто шедевр, а Колин – гений, по сравнению с этим! Не стоит заставлять людей заниматься любовью в книге, они и так это все время делают, это все равно, что описывать поход в туалет или чистку зубов. Зато все розовые книжки обречены на хэппи-енд. И чем счастливее, тем глупее.

Есть еще, правда, писатели, которые учат людей мечтать, Паоло Коэльо или Умберто Эко, например. Но столь изысканные заморские имена ее беременная подруга даже не сможет произнести вслух. Такие книги читают летом в тридцатиградусную жару, плотно закрыв шторы, чтобы не проник ни один луч солнца, поставив посреди комнаты таз со льдом, включив в розетку электрический камин и представляя, что за окнами идет дождь или снег. Спасительный холод и полумрак, искусственно созданные мечтой… Впрочем, читать можно еще и зимой или осенью, но только без фарфорового фонтанчика с цветами и летними фантазиями вам не обойтись. Слишком сложно.

«Спрошу лучше у мамы, который по счету бестселлер Дарьи Донцовой купить», – подумала Полина, брезгливо взглянув на розовую свалку в лотке у метро и сожалея о Коэльо.