Белый гонец - [15]

            - … я превращусь в рыбу!

            Он часто так делал, развлекая малышей, после того, как Милушин муж приносил с охоты зайца или рысь…

            На половца это произвело такое впечатление, какого не ожидал даже Славко.

            Увидев вдруг вместо человеческого лица страшную рыбью морду с длинным усом на подбородке, закрывавшую и открывавшую рот в такт словам, которые говорил Славко, с воплем: «Оборотень! Человек-рыба!», он заметался по берегу и полетел вниз, прямо в прорубь.

            - Спасите! Помогите!.. – послышались оттуда его захлебывающиеся крики.

Славко хотел засмеяться, и скорее уйти, чтобы унести налима и предупредить своих о появлении в здешних краях половцев, но тут услышал голос, от которого у него внутри все оборвалось:

            - Я с-сказал, чтобы до моего приказа все было тих-хо, а вы ч-что наделали?

            Это был голос, который он узнал бы из сотни, тысячи голосов…

            Славко поднял на него глаза и впервые за долгие годы ощутил чувство липкого страха: прямо перед ним было… две луны!

            Одна по-прежнему неподвижно стояла над лесом, а к другой, которая двигалась, как живая, подъехали два всадника:

- Хан, утонет Тупларь! - стали просить они за тонувшего степняка.

- Дозволь помочь ему?

            - Такого не ж-жалко! Жить захочет - сам выплывет! - послышалось в ответ резкое, и только теперь Славко догадался, что вторая луна - это только серебряный наличник с темными прорезями для глаз и рта на лице восседавшего на коне хана.

            Половец, чтобы лучше видеть, снял его, и одной луной стало меньше. Затем он стянул с руки боевую перчатку и выхватил из-за голенища плеть…

            Но Славко даже не обратил на это внимания. Он чуть не вскрикнул от неожиданности, узнав и это круглое лицо, обрамленное небольшой бородкой с усами. Эти большие, с надменно-насмешливым взглядом, глаза… Кулак, в котором он держал веревку, сразу напрягся до боли, свободная рука сама потянулась за топориком, в готовности выхватить его и броситься на хана.

            Но тот опередил его.

Он резко взмахнул плеткой и, ловко обвив ее длинным жалом шею Славки, слегка потянул его к себе.

- Сейчас мы пос-смотрим, какой это человек-рыба!

            Одного не учел осторожный хан – что Славко сам был готов к броску. И того, что тот не подойдет чуть поближе, а просто полетит вперед, утыкаясь в самую рукоять плети.

Славко же, увидев прямо перед глазами ханскую руку, не долго думая, вцепился в нее зубами.

- А-аа! – закричал хан, выпуская из пальцев плетку. – Пус-сти, змееныш-ш!

            Но Славко все сильней сдавливал челюсти, чувствуя, как сначала с трудом прокусывается кожа, затем легко - податливое мясо, и как только зубы уперлись в кость, вдохнул больше воздуха и вгрызся в нее, насколько хватило сил.

- У-ууууу! – уже по-звериному взвыл хан.

Теперь не только в соседней дубраве, но и где-то вдали, за рекой, поднялось перепуганное воронье…

            К двум всадникам, на вопли, подскакали новые и тоже остановились в растерянности, не зная, чем помочь своему хану.

            Но их оцепенение не могло продолжаться вечно… И тогда Славко разжал с трудом послушавшиеся его зубы и опрометью бросился прочь.

            - У-уузлюк! У-уубей его! – тряся окровавленной рукой, закричал хан ближайшему к нему половцу.

            Тот мгновенно стянул с плеча лук, выхватил из колчана стрелу, наложил ее на тетиву и, поводив острием наконечника вдогонку петлявшему Славке, выстрелил.

            Звонко пропела, осекаясь на полуслове, самую страшную песню на свете стрела.

- Ес-с-сть! – раздался мстительный возглас хана, и в тот же миг Славко почувствовал сильный толчок и легкий укол в спине.

            Словно налетев на невидимый в темноте корень, он споткнулся, взметнул руками, роняя рыбу, и упал лицом прямо в глубокий мартовский снег…

4

Хан направил своего коня прямо на стрелка.

            После этого наступила столь желанная половцам тишина, нарушаемая лишь запоздалыми вскриками пытавшихся занять места получше ворон, да приглушенными разговорами всадников, обсуждавших случившееся.

Самый старый половец, качая головой и сокрушенно причмокивая, перевязывал руку хану, который пребывал в редком для него состоянии гнева и растерянности одновременно. Мороз, тьма сыграли с ним свою злую шутку. И потом, откуда он мог знать, что мальчишка сам бросится на него?

Хан не знал теперь, кого винить больше в том, что они не смогли сохранить тайну своего появления в этих местах: глупого половца, который, выбравшись благодаря верше из проруби, мокрый до нитки, вскарабкивался теперь на берег?.. этого проклятого, наверное, с кинжалами вместо зубов русского мальчишку?.. или самого себя? И от этого его гнев становился еще сильнее:

            - Все выж-жгу! Всех уничтож-жу! – морщась, обещал он.

            - Правильно, хан! Для того мы и здесь… - поддакивал ему старый половец.

            - Я ус-строю им такой набег, какого они ещё не знали!

            - Да! Да!

            - Ну что ты там возишься, Куман? Хватит!

            Хан оттолкнул помогавшего ему половца и, охнув от боли, тронул уздечку своего коня: