Белый фрегат - [66]

* * *

– …Попробуем еще раз, – сказала Эсме, присев на свою койку.

В каюте было тихо. Ларим прыгал по реям где-то наверху, и из-за того, что на борту остались, не считая Сокровища, всего два человека и гроган, никакие посторонние звуки не нарушали тишину. Пахло чем-то свежим, как будто пол и стены тщательно выдраили и окатили ароматной водой.

Так теперь пахло повсюду, но Эсме все еще не привыкла.

– Мне нужна твоя помощь. Я хочу снова просмотреть твои воспоминания – только на этот раз мне нужно кое-что конкретное. Расскажи, что тебе известно про Лейста Крейна и… то, как он умер. Это очень важно для меня. Для… капитана. Для всех нас.

Она понятия не имела, осознает ли фрегат всю сложность их положения.

На противоположной стене с хлюпающим звуком открылся черный глаз размером с кулак, а вслед за первым появились еще шесть – в два-три раза меньше, россыпью. К горлу Эсме подкатила тошнота; «Невеста ветра» больше полугода не прибегала к этому трюку, и целительница так до сих пор и не поняла, зачем он был нужен – чтобы общаться «лицом к лицу» или чтобы проверить ее выдержку.

– Пожалуйста, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, и зная, что так живой корабль не обманешь. – Я не стану вторгаться в твой разум. Я доверюсь тебе. Помогая мне, ты поможешь капитану.

Большой глаз медленно закрылся, потом открылся. Маленькие в это время двигались вразнобой – какие-то моргали быстрее, какие-то – медленнее, а один и вовсе вращался в орбите как безумный. Эсме сглотнула. Только бы не стошнило…

~Башня, вздымающаяся к ночным небесам; башня посреди бескрайнего моря – и отчего так щемит сердце, стоит лишь взглянуть на нее? Над башней горит ослепительно-яркая звезда…~

~Незнакомая женщина на балконе глядит на море – опять-таки ночное, – и бриз колышет выбившуюся из прически прядь волос у нее на шее. Она оборачивается, смотрит на того, чьими глазами глядит Эсме, – почему-то смотрит сверху вниз, как на ребенка, – и с ласковой улыбкой протягивает руку.~

~В синем небе ни единого облачка. Прикосновения солнечных лучей к изъеденной солью, израненной коже – все равно что прикосновения раскаленного утюга, и от них не спрятаться, не скрыться. Он удивлен, что по-прежнему чувствует боль. Кроме боли, ничего не осталось. Подспудно он знает, что надо сделать, чтобы покончить с болью, но… у него не получается. Стоит разжать руки и перестать цепляться за нечто плавающее рядом, то слева, то справа, – как оно ныряет и выпихивает его из воды на поверхность. Туда, где солнце и боль. Чего оно хочет? Почему причиняет такие мучения? И почему… почему у этого существа такие же разноцветные глаза, как у него: зеленый левый и синий правый?~

~Когда он в следующий раз касается ее чешуйчатой кожи, что-то~

~~

~~~

~~~~

Эсме согнулась пополам, и ее все-таки вырвало.

* * *

«Я здесь больше не нужен», – понял Айлантри, когда Фейра, Рейнен и Вира заговорили о вещах, в которых Птенчик-в-очках не разбирался, то есть о стратегии и тактике боев на море и на суше, при участии пушек и без. Они определенно понимали друг друга, потому что один начинал фразу, второй подхватывал, а третий – заканчивал; если Вира и затаила на него обиду за испорченное представление, теперь та была закопана где-то очень глубоко. Теперь узница Подвала выглядела счастливейшей магессой на свете, хотя, строго говоря, даже самый благополучный исход предприятия – в чем бы оно ни состояло – не означал каких-то послаблений для нее. За то, что она сделала, полагалась смертная казнь.

Но пока что никто не предъявил ей обвинения.

Он с тихим вздохом отошел – сперва к краю освещенного круга, потом к двери и в конце концов вышел за порог. Никто ничего не заметил. Часовые в коридоре смотрели в пустоту словно истуканы, и Айлантри захотелось помахать у них перед носом растопыренной пятерней. «Что за ребячество, – пожурил он сам себя, почему-то голосом Рейнена, – ты ведь уже слишком взрослый для такого, по любым меркам». Он двинулся прочь, машинально считая двери и вспоминая, какая именно часть огромного архива воронов хранится за каждой из них. В этой части Подвала не держали ничего важного – в основном старые счетоводные книги и журналы с заметками по исследованиям, которые оказались неудачными или принесли недостаточно ценные плоды. Все, что касалось ремор, Вира хранила у себя. Все, что касалось «пробуждения скрытого таланта», как это именовал Кармор, мятежный ворон либо увез на Землю тысячи огней, либо уничтожил – из его покоев выгребли не меньше трех ведер золы и бесполезных обрывков. Просто удивительно, что он ограничился маленьким пожаром, а не устроил – из чистой вредности – настоящий взрыв, как…

Айлантри остановился.

Мысли в его голове внезапно заметались, точно перепуганные мальки, и он зажмурился, боясь упустить ту идею, что проплыла мимо, степенно помахивая хвостом. Она была настоящей громадиной и уже давно обреталась где-то поблизости, но почему-то никто до сих пор ее не заметил и даже не заподозрил о ее существовании.

Он снял очки, вытер стекла платком, снова надел.

А потом побежал к лестнице, ведущей на нижние уровни Подвала – туда, где в похожих комнатах с похожими стеллажами могло найтись то, что поможет ему не опозориться на суде и даже – вероятно, всего лишь вероятно… – одержать победу в случае, если помощники Фейры не разыщут этого загадочного свидетеля.