Белый эскимос - [32]
Оруло рассказывала о своей жизни со всей серьезностью, и пока она говорила, я стал замечать, как все сильнее и сильнее ею овладевают воспоминания. Закончив повествование, она зарыдала, словно сраженная горем. Я спросил ее, почему она так разволновалась, на что она ответила:
– Сегодня я снова почувствовала себя ребенком. Пока я рассказывала о своей жизни, я все ощутила заново. Я все видела и чувствовала точно так же, как тогда, когда переживала все в самом деле. Так много вещей, о которых мы не задумываемся, пока не начинаем бередить воспоминания. Вот теперь ты знаешь о жизни старушки все от начала до конца. Я не могла не заплакать от радости, что я была так счастлива…
Перед отъездом
17 февраля с Датского острова прибыли сани, выдернув меня из идиллического мира работы в охотничьем поселке рядом с заливом Лайон. Товарищи начали тревожиться из-за того, что поездка Йона-Элля на остров Саутгемптон так затянулась, и предложили провести собрание членов экспедиции. Я тут же выехал в «Кузнечные мехи».
День 21 февраля выдался чрезвычайно пасмурным. Без необходимости на улицу никто не выходил, все сидели по домам, занятые работой. Гренландцы проверяли свои охотничьи снасти, готовя упряжки и постромки для собак; мы решили заняться нашими записями, чтобы все в них было à jour[7]. И тут вдруг дверь распахивается и в нее вваливается Тёркель Матиассен, живехонек! Все были настолько потрясены, что на какое-то время вокруг воцарилась мертвая тишина. Но вскоре ее взорвал радостный ураган приветственных воплей.
Но Якоб, Якоб! Где же Якоб?
Он едет следом, просто в его санях запутались постромки, но Матиассен никак не мог утерпеть и забежал вперед. Гостям раздали почту из Дании и Гренландии, накопившуюся с момента нашей поездки в Честерфилд, и пока они изучали новости с родины, на кухне вовсю закипело приготовление праздничной трапезы.
Нелегкими были для них последние восемь месяцев отлучки. Пришлось обходиться без провианта, кроме того, что удавалось раздобыть охотой, однако все окупилось с лихвой благодаря их прекрасным археологическим находкам. И вот мы снова были все вместе, чтобы принять окончательные решения касательно нашей экспедиции.
Тёркелю Матиассену, чьи археологические находки дали великолепные результаты, надо продолжить исследования, совмещая их с остальными работами по этнографии и картографии на Баффиновой Земле, и он отбыл на собачьих упряжках в Понд-Инлет.
Кай Биркет-Смит, чья основная задача заключалась в изучении мест проживания оленных эскимосов, должен был отправиться в окрестности Эскимо-Пойнта вместе с Якобом Ольсеном, выступавшим в роли переводчика. Там, на месте, ему предстояло изучать также и жителей соседних племен – чайпьянских индейцев, селившихся вокруг Черчилля.
Решили, что Петер Фрейхен останется на Датском острове, чтобы весной переправить обширную коллекцию, привезенную экспедицией с Репалс-Бей. Проверяя по пути точность старой карты, он выйдет на китобойном судне в Честерфилд, где на борту парохода Гудзоновской торговой компании подлечит больную ногу у врача, который осматривает все побережье.
Ездовые собаки. Фото: Архив Кнуда Расмуссена
Еще одну осень и первую половину зимы «Кузнечным мехам» предстояло служить приютом для членов экспедиции, но на этом сага подходила к концу. В начале 1924 года, с наступлением светлого периода, Фрейхен вместе с уроженцами мыса Йорк должен был добраться до Понд-Инлет, а оттуда на санях или на корабле выйти в Гренландию.
Сам я после окончания всех необходимых приготовлений намеревался проделать путь через Северо-Западный проход до Аляски. Хельге Бангстед будет сопровождать меня до залива Пелли, а затем останется на лето на острове Ванситтарта, чтобы заняться раскопками руин древних поселений неподалеку от старых гренландских охотничьих мест у Солнечных скал. Наконец, после того, как Бангстед окажет помощь Фрейхену, он приступит к последнему заданию, то есть к пополнению коллекции, привезенной из Баррен-Граундса. В Честерфилде он должен проследить за погрузкой имущества экспедиции, а оттуда уже тронуться в путь в сторону дома, минуя Черчилль, Йорк и Виннипег. Как и предполагалось, все эти замечательные планы нам удалось осуществить.
Теперь же мы сворачивали наше маленькое хозяйство, обустроенное и служившее нам в «Кузнечных мехах», начиная с 1 октября 1921 вплоть до марта 1923 года.
Мне хотелось бы обобщить воспоминания о нашем маленьком лагере, основываясь на ощущении, испытанном во время одного из последних вечеров, проведенных дома. Как-то раз, возвращаясь из поездки по морским ледникам, я объезжал в сумерки Южный мыс и попытался хорошенько рассмотреть «Кузнечные мехи». Свет струился из окон, падая на снег и освещая наших многочисленных собак, дремавших вытянувшись, словно бы понимая, что пока есть время, лучше как следует отдохнуть. При свете фонарей были видны группки людей, возившихся около новых саней, на которых вскоре предстояло двинуться в путь. Отбросив дневную суматоху, позабыв об усталости, люди продолжали трудиться от рассвета до заката. Доносилось пение молотка о сталь полозьев, им в такт вторили рубанки, вонзавшиеся в балки.
