Белый Дух - [32]

Сам Крапчатый Ястреб выглядел очень плохо. Он осунулся, ссутулился, почти не разговаривал ни с кем. Наложенные на его рану какие-то листья, смешанные с глиной, не сняли воспаления: бок его заметно опух, надулся гноем.

Вечерами индейцы собирались вокруг тускло мерцавших углей костра и подолгу беседовали о чём-то. Однажды Мари увидела, как один из них извлёк из продолговатой кожаной сумки, густо обшитой бахромой, длинную трубку, и дикари стали курить её, передавая друг другу влево по кругу. Девушку поразило, как сильно изменились их лица во время курения. Казалось, их осветило изнутри неведомое таинственное сияние. Индейцы произносили иногда какие-то фразы, но она не понимала их смысла.

– О, священный дым, исходящий из трубки. Поднимись к Добрым Духам и испроси у них для нас Священную Силу, которая помогла бы нам удержаться на пути добрых дел. О священная трубка, помоги нам получить Силу, которую получали до нас многие добрые люди. О священная трубка, многие люди курили тебя, и ты ограждала их от ошибок. Озари нашу тропу… Принеси нам голос Невидимого… Научи…

Мари не понимала их слов и не понимала смысла церемонии, хотя дома она, конечно, слышала какие-то разговоры о том, что индейцы курят трубку и придают этому большое значение. Но всё, что касалось дикарей, всегда считалось в семье Дюпонов темой малоинтересной и чуть ли не пошлой. Туземцы жили в грязи, отличались кровожадностью, мыслили примитивно, гордились своей неуёмной страстью к воровству – одним словом, ничего хорошего благовоспитанные граждане о них не говорили. Единственным достоинством, которое Люсьен Дюпон признавал за дикарями, были их непревзойдённые охотничьи навыки. Следопыты от рождения, индейцы добывали столько пушнины, что отец Мари, скупая у них меха всего один раз в году, сумел наладить поставку пушного товара на Восток и в короткий срок сколотил приличное состояние.

Мари видела иногда туземцев на окраине Сен-Августина, где стояло здание торгового склада, она даже несколько раз подходила к их конусовидным жилищам, с интересом разглядывая индейских мужчин и женщин. Но те индейцы, плотно завёрнутые в одеяла, не имели ничего общего с мужчинами, в руки которых она теперь попала. Тех хоть и называли «краснокожими варварами» и «бестиями», всё же не выглядели ни дикими, ни опасными, они казались кроткими, вели себя молчаливо, сдержанно и вызывали жалость.

Зато эти… Ничего более жуткого Мари никогда не встречалось, если не считать Мерля Падальщика…

Однако первые страхи понемногу рассеялись, и девушка пришла к заключению, что краснокожие воины, похоже, не собирались причинять ей зла, они не били, не запугивали её, не издевались. Они вообще будто не замечали Мари. Если бы не предшествующие события и не истёртые до крови ягодицы, она чувствовала бы себя почти как на прогулке.

«Поскольку они не обращают на меня внимания, может, я им не нужна вовсе? В таком случае куда и зачем они везут меня? Кто они такие?» – задавалась она вопросами.

Индейцы были из племени Черноногих, но Мари не знала этого. Она не умела отличать одних дикарей от других. До сегодняшнего дня они казались ей на одно лицо. Она, конечно, слышала названия некоторых племён, но никогда не интересовалась, какие именно аборигены приезжали в торговую лавку. Ей было всё равно.

На исходе пятого дня, когда отряд сделал остановку и готовился к ночлегу, из густых зарослей орешника внезапно вылетели, пронзительно крича, всадники. На одном из них был пышный головной убор из крупных белых перьев с чёрными кончиками; перья колыхались, словно расправленные крылья птицы.

– Вороньи Люди! – воскликнул сидевший у костра Короткий Хвост и вскочил, схватив колчан с луком и стрелами.

Атаковавших насчитывалось не больше десяти, то есть силы обоих отрядов были почти равны, но внезапность давала Вороньим Людям значительное преимущество. И всё же Черноногие не растерялись и сумели дать хороший отпор. Даже Крапчатый Ястреб, несмотря на тяжёлую рану, не отставал от соплеменников. Он вспрыгнул на коня и ринулся на врагов. Первый же подскакавший к нему противник свалился на землю с рассечённой гортанью.

Кто-то из враждебных индейцев подлетел к белой как мел Мари и замахнулся тяжёлой дубиной с привязанным к концу камнем. Девушка зажмурилась, но удара так и не последовало. Когда она заставила себя открыть глаза, то увидела в двух шагах от себя выгнувшееся на земле тело, горло его было пробито насквозь стрелой, из раны хлестала кровь. Мари заметила чуть поодаль Крапчатого Ястреба. Его гривастая лошадка проворно кружила на месте, а всадник, встряхивая головой с привязанным к затылку чучелом вороны, пускал направо и налево стрелу за стрелой. Когда колчан его опустел, индеец выхватил нож из-за пояса и ринулся на врагов, издав безумный вопль. Тот, на кого он набросился, отпрянул, но от мелькнувшего в сером воздухе лезвия всё же не уклонился. Удар пришёлся ему в плечо, а Крапчатый Ястреб, не сумев выдернуть свой нож, схватил противника и вцепился ему в лицо зубами.

Мари пятилась, спотыкалась, трясла судорожно головой и отползала туда, где стояла её кобылка.