Белый дом. Президенту Обама лично в руки. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - [57]
Я – китайский коммунист. Глубоко убежденный в том, что основные положения марксизма явлются неоспоримой научной истиной. В отличии от коммунистов рассейско-славянского розливу (да не про всех будет сказано) променявших идею на тридцать сребренников. Во главе с иудами не достойных плевка даже не говоря о пули, разве что предания остракизму в виде публичного презрения и осмеяния, обязательно и в непременнейшем порядке презрения и осмеяния, презрения и осмеяния, презрения и осмеяния – повторяю словно сомнамбула в миллионно – миллиардный раз, словно каменотесаный китаец прописную истину недоступною понимаю современника.
“Куда ни посмотри, повсюду беда, смерть, растление и неистовые бесчинства. Тати разворовывают и добивают последние остатки русского государства”.
– Получается безумие.
– Неужели это безумие так и пройдет?
– Конечно, пройдет. А кого это беспокоит?
А Валера? А Валера помер. Как помер, когда?! Да в прошлом году еще, ты знаешь, просто жить не хотел, наскучило видно, все приговаривал перед смертью: “Ты бы знал до чего просыпаться неохота, уснуть бы и не проснуться”. Как в воду глядел. Так оно и вышло. Накликал смерть себе. Не хотел жить больше в гадюшнике этом. Не выдержал. Остобрыдло видать все.
Ряды, ряды, ряды… бесконечные могильные ряды там где вчера еще колосилось поле, место, покуда хватает взгляда, последнего прибежища присоединившихся к большинству. Могильный камень: ЛЕГКИЙ БОГДАН с двумя выбитыми датами. Здравствуй однокласник, вот и свиделись. Оказывается ты ушел из этого мира более десяти лет тому. А я и не знал. Так и живем. В памяти возникает силуэт твой под стать фамилии легко парящий над беговой дорожкой. И вот тебя нет. Как нет, тут я начинаю копаться в памяти и присаживаюсь у могилы, преребирая тех кого нет.
Бембух Андрей. Задохнулся в гараже. Время стерло лицо твое, Андрюха, ты уж прости. Время много чего стирает. Кузика младшего, утонувшего на наших глазах как и вопль Кузика старшего над бездыханным, распластаным на пляжном песке, тельцем. Затем пришел черед Сани Доллара. Влупившего в меня в упор 7.62 из “ВАЛЬТЕРА” чисто случайно, по недосмотру. И вот я как бы еще ничего, ногами изредка дрыгаю, а ты возлежишь какое десятилетие под угрюмой, почерневшей от времени могильной плитой на городском кладбище недалеко от входа. Весельчак и пьяница Саня накинул удавку и спрыгнул с кухонного стула. Алика Дармоеда зарезала жена, Васю тоже. Алику проткнули шею, Васe живот. Доценко выпал из окна, Шеф, Чернявский, Ян при туманных обстоятельствах закончили недолгие свои жизненно – пьяные пути – дороги на заработках. Там же исчезли без следа Виктор и Толик Кабан. Гриня, Платон, Кулаков… померли спившись до ручки. Боря Ширинский. Прежде чем сгореть от пламени сгорел от водки. У Кокиля развалилась печень. Едва превалил за двадцатку. Просто померли Валерка Вареник, Витька Пончик, Валера Кулагин, Попелюшка, Валик, Гуля… Яременко, Ширшов, Морозик… Кто говорит печень, а кто почки. Феноменальной силы человек и вдруг какие – то почки, печени. Почему почки, почему печени? Повесилось – пятеро, застрелилось – двое. А Бойчик? А Бойчик помер. А ты с Бойчиком неделю назад пиво пил. А Ора, Ора где? Бессмертный словно Кащей Ора не мог помереть никогда, никак, и ни при каких обстоятельствах, потому что “Все бессильно перед Временем кроме Пирамид, перед которыми бессильно само Время!”. Никогда больше не завалим в кабак, не нажремся, не услышу твой рокочущий бас, не подадимся по бабам… Однокласники, сослуживцы, соседи, друзья, приятели, знакомые… бесчетными кладбищенскими рядами… Штойко Богдан – читаю. А я то думал все, куда это ты запропастился с одолженым червонцем? Теперь буду знать где тебя искать. Учитель, директор, тренер, знакомец, Толя?!
Толик Базалинский и Боднар Бодя. Девушки визжали и писали в потолок когда ты фирменным хуком словно клюшкой шайбу забрасывал мяч в корзину и так же фирменно ни на кого не глядя возвращался под щит. Массандра, закатаный в асфальт пятак над морем, который по счету стакан и какой шампур. Лет пять как мы не виделись разлетевшись по городам и весям, с тем, чтобы спустя десятилетия встретиться в родном городе, но ты не узнаешь меня, Толик, взгляд твой, погасший скользьнет равнодушно мимо, не узнав и не зацепившись ни за что и ни за кого с тем чтобы расствориться в витрине гастронома что на углу. Ты помер в жутчайшем расстройстве психики и одиночестве, красавец и любимец публики, а я вот и по сей день коптю небо, не красавец и не любимец, почему, как, зачем, объяснит кто? Счастливец. Ты пришел домой (у тебя дом был, крыша над головой, очаг, койка, на которую ты прилечь мог, завалиться, захрапеть и помереть даже! и дела никому до этого ни у кого как не было так и быть не могло, о какое это счастье, кто бы знал!), так вот ты пришел, приплелся, прикарабкался, завалился, кому дело какое опять же и помер в одночасье, но не подох, как собака, на лавке, бездомно и в мороз, как Боднар, а помер как человек – в постели, и как передали очевидцы чистой и не драной даже.
Доктор Глинский – читаю. Эх, Влодзя! Раньше мы встречались в биллиардной да Трускавце, теперь на кладбище зимнем заснеженом. Едва за сорок. Я никак не мог вспомнить фамилию твою. Домбровский? Какой еще Домбровский, сроду не было у меня никаких домбровских ( демборинские были) ни в знакомых, ни в друзьях, ни в приятелях, граевские были, а вот гляди, прицепилось. И отцепилось под самое утро, когда я вспомнил фамилию твою правильную. Глинский. Покоящийся уже какое десятилетие на кладбище городском слева у входа.
Самая потаённая, тёмная, закрытая стыдливо от глаз посторонних сторона жизни главенствующая в жизни. Об инстинкте, уступающем по силе разве что инстинкту жизни. С которым жизнь сплошное, увы, далеко не всегда сладкое, но всегда гарантированное мученье. О блуде, страстях, ревности, пороках (пороках? Ха-Ха!) – покажите хоть одну персону не подверженную этим добродетелям. Какого черта!
Обычный советский гражданин, круто поменявший судьбу во времена словно в издевку нареченрные «судьбоносными». В одночасье потерявший все, что держит человека на белом свете, – дом, семью, профессию, Родину. Череда стран, бесконечных скитаний, труд тяжелый, зачастую и рабский… привычное место скальпеля занял отбойный молоток, а пришло время – и перо. О чем книга? В основном обо мне и слегка о Трампе. Строго согласно полезному коэффициенту трудового участия. Оба приблизительно одного возраста, социального происхождения, образования, круга общения, расы одной, черт характера некоторых, ну и тому подобное… да, и профессии строительной к тому же.
В карьере сотрудника крупной московской ИТ-компании Алексея происходит неожиданный поворот, когда он получает предложение присоединиться к группе специалистов, называющих себя членами тайной организации, использующей мощь современных технологий для того, чтобы управлять судьбами мира. Ему предстоит разобраться, что связывает успешного российского бизнесмена с темными культами, возникшими в средневековом Тибете.
Крым, подзабытые девяностые – время взлетов и падений, шансов и неудач… Аромат соевого мяса на сковородке, драные кроссовки, спортивные костюмы, сигареты «More» и ликер «Amaretto», наркотики, рэкет, мафиозные разборки, будни крымской милиции, аферисты всех мастей и «хомо советикус» во всех его вариантах… Дима Цыпердюк, он же Цыпа, бросает лоток на базаре и подается в журналисты. С первого дня оказавшись в яростном водовороте событий, Цыпа проявляет изобретательность, достойную великого комбинатора.
Перед вами ироничные и автобиографичные эссе о жизни женщины в период, когда мудрость приходит на место молодости, от талантливого режиссера и писателя Норы Эфрон. Эта книга — откровенный, веселый взгляд на женщину, которая становится старше и сталкивается с новыми сложностями. Например, изменившимися отношениями между ней и уже почти самостоятельными детьми, выбором одежды, скрывающей недостатки, или невозможностью отыскать в продаже лакомство «как двадцать лет назад». Книга полна мудрости, заставляет смеяться вслух и понравится всем женщинам, вне зависимости от возраста.
Италия на рубеже XV–XVI веков. Эпоха Возрождения. Судьба великого флорентийского живописца, скульптора и ученого Леонардо да Винчи была не менее невероятна и загадочна, чем сами произведения и проекты, которые он завещал человечеству. В книге Дмитрия Мережковского делается попытка ответить на некоторые вопросы, связанные с личностью Леонардо. Какую власть над душой художника имела Джоконда? Почему великий Микеланджело так сильно ненавидел автора «Тайной вечери»? Правда ли, что Леонардо был еретиком и безбожником, который посредством математики и черной магии сумел проникнуть в самые сокровенные тайны природы? Целая вереница колоритных исторических персонажей появляется на страницах романа: яростный проповедник Савонарола и распутный римский папа Александр Борджа, мудрый и безжалостный политик Никколо Макиавелли и блистательный французский король Франциск I.
Юсиф Самедоглу — известный азербайджанский прозаик и кинодраматург, автор нескольких сборников новелл и романа «День казни», получившего широкий резонанс не только в республиканской, но и во всесоюзной прессе. Во всех своих произведениях писатель неизменно разрабатывает сложные социально-философские проблемы, не обходя острых углов, показывает внутренний мир человека, такой огромный, сложный и противоречивый. Рассказ из журнала «Огонёк» № 7 1987.
Том Роуз – не слишком удачливый руководитель крошечного провинциального театра и преданный отец-одиночка. Много лет назад жена оставила Тома с маленькой дочерью Ханной, у которой обнаружили тяжелую болезнь сердца. Девочка постоянно находится на грани между жизнью и смертью. И теперь каждый год в день рождения Ханны Том и его труппа устраивают для нее специальный спектакль. Том хочет сделать для дочери каждый момент волшебным. Эти дни чудес, как он их называет, внушают больному ребенку веру в чудо и надежду на выздоровление. Ханне скоро исполнится шестнадцать, и гиперопека отца начинает тяготить ее, девушке хочется расправить крылья, а тут еще и театр находится под угрозой закрытия.