Белый — цвет страсти - [37]

– Что–то случилось? – спрашиваю я между делом, когда пишу Джолли еще одно сообщение. Сейчас начало десятого, может, она еще спит?

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Шон.

– Ты другой. В письме, которое пришло сегодня утром, были плохие новости?

– Ты его видела…

– Только то, что ты был спокойным, а после того, как его открыл, стал задумчивым.

– Ты меня анализируешь? – Шон бросает на меня вызывающий взгляд, который я выдерживаю:

– Да.

– Оно от моей жены, – кратко отвечает мне Шон.

– Ох… ммм, извини. Это меня не касается! – было понятно, что я с разбегу попала на любимую мозоль!

– Это было заявление на развод. Она его подписала. – Говорит Шон после нескольких минут молчания. Я взглянула на него, теребя свою сумку. – Ее адвокат пишет, что право опеки принадлежит ей, потому что я все равно день и ночь работаю, и моя работа представляет определенную опасность, хотя он не прав.

Должна ли я ему на это что–то отвечать? Если да, то что? Что именно? Я абсолютно не уверена.

С одной стороны, мне очень жаль. Женишься и думаешь, что проведешь всю жизнь со своей любовью… С домом и ребенком. В счастье и радости. А потом оказывается, что любовь умерла.

Но, с другой стороны… Шон снова свободен! Можно ли мне, вообще, так думать? Радоваться? Шон хотел бороться за свою жену и что теперь?

– Сколько лет твоей дочери?

– Исполнилось семь. После летних каникул она пойдет во второй класс. У нее очень хорошие оценки. Моя жена говорит, это потому, что последние месяцы меня не было дома и… она не отвлекалась.

– Как ее зовут?

– Лейла… – Шон улыбается. В первый раз я вижу, что он может вот так улыбаться.

– Красивое имя, – шепчу я.

– Тебе надо с ней увидеться. У нее светлые волосы, как у ее матери. Зеленые глаза. Совсем немного веснушек. Я… скучаю по тому, что не могу читать ей сказки вечером. И я скучаю, что ее нет рядом. Что, если она про меня забудет? Привыкнет к тому, что я больше не часть ее жизни? Она видит меня только два часа за четыре недели и кажется такой отстраненной, – Шон подъезжает к обочине и вцепляется в руль. Он сидит с закрытыми глазами и пытается успокоиться, но я слышу, как он сопит.

– Что я могу сделать для тебя, Шон? – спрашиваю я, но Шон не реагирует. – Я бы могла сказать тебе, что так будет лучше. Что ты можешь попросить своего адвоката дать видеться тебе с твоей дочерью больше времени, но я не знаю, будет ли это уместно, – Шон снова открывает глаза, смотрит на меня и вдруг… я чувствую его руки у себя на щеках, которые тянут меня к нему. Его лицо приближается ко мне на секунду, но наши губы не касаются друг друга. Шон останавливается. Мы смотрим друг на друга. Он смущен. Я смущена. Что… что я должна сделать?

Шон наклоняет свое лицо. Я чувствую его дыхание у себя на губах, но ничего не происходит…

Смущенно я поднимаю руки и кладу их на Шона. Но он отстраняется от меня и говорит:

– Извини… я не должен был этого делать, – но ничего не произошло.

Он отклоняется назад и проводит рукой по волосам и лицу.

– Ты не должен сожалеть, – я сглатываю и смотрю на Шона в сомнениях. О нет, я так люблю этого мужчину, что это причиняет мне боль. У меня разрывается сердце от того, что я так близко с ним.

Я снова сажусь прямо и поправляю ремень.

Неприятная тишина повисла в машине, пока Шон снова не поехал. Это все? Мы об этом не говорим?

– Я… – запинаюсь я. Это должно выйти. Я просто должна сказать! Как мне только это выдержать, чтобы мое сердце не разбилось, когда эти слова сорвутся с моих губ?!

– Я люблю тебя!

Где–то в другом месте

Старая женщина приносит поднос. Он серебряный. На нем стоит стакан воды, тарелка, накрытая крышкой, приборы и кусок пирога.

Она закрывает за собой старую тяжелую деревянную дверь и поднимается по старым ступеням, отчасти покрытым мхом. Воздух в этом подвале с плохим запахом. Пахнет плесенью. Но старуха не обращает внимания на этот запах. Она хорошо одета и ступает с высоко поднятой головой до конца лестницы. Ее ждет еще одна дверь, которую она открывает. Она ставит поднос на деревянный табурет, а потом идет дальше. Приходит в комнату, которая напоминает ей об утрате.

Она снова должна подниматься по ступеням. Еще одна табуретка служит подносу столом, когда она открывает третью и последнюю дверь. Маленькая комната открывается перед ней. Она бедно обставлена.

Кровать, письменный стол, стул. Маленькое окно, сквозь которое мог пролезть только ребенок, дает комнате немного света. Мужчина сидит на кровати. Он кажется истощенным и его морщинистое лицо должно испугать женщину. Но ее лицо безразлично, когда она ставит поднос на стол. Рядом стоит еще один поднос, который уже пуст.

– Не смотри так на меня, Александр, – настойчиво просит женщина. На мужчине только брюки, белая рубашка, он без обуви. На его лодыжке толстая цепь, которая ранит его кожу. Конечно, он пытался освободить себя. Но это было напрасно.

– Так лучше, – продолжает она грустным голосом, когда она поднимает пустой поднос и хочет уйти.

– Лучше, чем что? – хочет знать ее сын.

– Лучше, чем тебя потерять! – да, она придумала умный план, эта мать. Ее сын должен был утонуть в море за его дела. Дон приказал, чтобы это было для Александра наказанием. Но Донна узнала об этом и хотела предотвратить, подкупила палача и заставила его привести своего сына в замок, усадьбу Дона. После этого она убила палача и оставила своего сына в подвале замка.