Белый человек - [9]

— Пейл, зачем ты это делаешь?

— Делаю что? Я ни в чем не виноват.

— Я знаю! И все это знают. Тебя выпустят, когда во всем разберутся. Я не об этом!

Пейл удивленно поднял брови, но в глазах заблестели искорки веселья:

— А о чем же тогда?

— О ней! О Снежане! Почему с ней? Она же… она же… — Вера смешалась, подыскивая слово, всхлипнула несколько раз и выпалила: — старая!

— Странно! — усмехнулся Пейл. — Когда мы с тобой говорили в прошлый раз, ты мне сказала, чтобы я жил своей жизнью. Это я и пытался делать, пока весь ваш сумасшедший городок не высыпал утром под мою дверь. Потом меня заперли здесь. А сейчас ты приходишь сюда и критикуешь то, как я выбираю женщин. Что от тебя слышать как-то странно. — Пейл выразительно поднял бровь.

Щеки Веры вспыхнули. Она отпустила прутья решетки и отошла в сторону.

— Пейл, зачем ты так? Ты же знаешь, как мне тяжело!

— Мне тоже было тяжело. Я думал, ты останешься со мной. Но ты выбрала другого. Я отнесся к твоему выбору с уважением и не донимал тебя, хотя ты разбила мне сердце.

— Я не могла. Я обещала Василю… — Вера повернулась спиной к Пейлу, обхватила себя руками, а потом вдруг резко обернулась. — Ты мстишь мне, да? Зачем ты мне мстишь? Что я тебе сделала?

— Мне незачем тебе мстить, — сказал Пейл и осекся. — Вера, мы говорим банальности. Мы же уже все обсудили. Сейчас не время и не место для этого.

— Ты прогоняешь меня?

— Я просто хочу выйти отсюда. Хорошо бы с головой на плечах. Но можно и по частям. Выйду — если выйду — тогда поговорим.

— А нам есть о чем говорить?

— Ты же пришла, значит есть. Но, честно говоря, я не хочу все начинать сначала. Ты опять будешь метаться от Василя ко мне, от меня к Василю. Из этого ничего хорошего не получится. У меня есть Снежана, мне хорошо с ней, так что можешь считать, мы уже поговорили. Твои чувства понять легко. Твой интерес ко мне проявился вновь, потому что ты увидела меня с другой.

— У нее же ребенок есть! Он немногим младше тебя! — голос Веры дрожал.

— И что? Я всегда хотел стать отцом, — сказал Пейл.

— Ненавижу тебя! Надеюсь, они тебя повесят! Тебя и твою шлюху! — выплюнула Вера и в слезах бросилась к выходу. Расстроенная девушка так хлопнула дверью, что та едва не соскочила с петель.

Пейл надул щеки и выдохнул, выражая негодование.

Несколько минут спустя в участок проскользнул Руслан. Он выглядел смущенным, озадаченным и заинтересованным одновременно.

— Да, Пейл, — протянул он, — умеешь ты обращаться с дамами. Не зря про тебя брешут.

— Это наше личное дело, господин городовой. Я не хочу об этом говорить, — ощетинился Пейл.

— Не переживай, я не люблю копаться в чужом белье. Я, собственно, зашел оповестить тебя о приходе нового гостя. Побуду твоим секретарем, так и быть. Эй, Стас, заходи!

В комнату вошел учитель Станислав. Это был худой, высокий и еще достаточно молодой человек. Лицо отличалось болезненной белизной. Бледность подчеркивала неопрятная черная борода клинышком. Под глазами — большие черные круги. Из-за старых крупных очков в роговой оправе глаза казались совсем крошечными. Вся его фигура производила впечатление суетливости и нервозности. Казалось, он долго-долго не спал, потому что в нем завелась какая-то тревожная мысль и источила его, как червь — яблоко.

Станислав неуверенно улыбнулся и энергичным шагом — что плохо вязалось с его тщедушной фигурой — подошел к камере.

Пейл успел сесть на железную полку, заменявшую в камере кровать, — для этого пришлось сбросить на пол часть хлама. Увидев учителя, чужак поднялся и махнул ему рукой.

— Учитель, какая честь! Чем обязан?

Станислав покосился на Руслана — в этот раз городовой никуда выходить на стал и застыл на краю стола, весь обратившись в слух.

— Пейл, — начал учитель, — Пейл, я пришел сюда выразить вам свою поддержку.

— Спасибо! Надеюсь, это не помешало вашим занятиям?

— Сегодня все полетело к черту, мы отпустили детей по домам. Это неслыханное событие, все напуганы. Лучше детям побыть с родителями.

— Родителей тоже отпустили по домам? Если да, то этак у вас все производство встанет. Зима не за горами, есть ведь будет нечего. Эмиссаров-то давно нет.

Станислав нервно дернул щекой — это у него заменяло улыбку.

— Я пришел только, чтобы сказать: я всецело вас поддерживаю. Во всем. — Тут лицо учителя перекосило — Пейл не сразу понял, что тот ему подмигнул. — Я восхищаюсь тем, что вы делаете. Я помню то, о чем вы мне тогда говорили. Я все понял.

Пейл прищурился, внимательно посмотрел на учителя.

— Лиля ведь была вашей ученицей? — спросил Пейл.

Руслан подозрительно заерзал.

— Да, несколько лет назад, — сказал Станислав.

— Что вы о ней думаете?

Станислав как-то по-особенному взглянул на Пейла, будто искал двойное дно в его вопросе. Он молча отвернулся от решетки и прошел мимо Руслана к двери.

— Это была одаренная девочка, — сказал учитель с порога. — Очень одаренная. Только она потерялась и уже не найдется.

Когда учитель вышел, Пейл и Руслан посмотрели друг на друга.

— О чем вы сейчас поговорили? — спросил Руслан. В голосе скрипели тревога и подозрение.

— Видимо, каждый о своем, — ответил Пейл.

Новые гости пришли, когда солнце начало садиться. Пейл и Руслан услышали гул множества голосов. Толпа людей, даже если ведет себя чинно, все равно похожа на растревоженный осиный рой: дрожащие нервы из одного выдавят кашель, из другого смешок, из третьего — неясное бормотание. Пейл не раз сталкивался с толпой и мыслил ее единой злой волей. Всегда оказывалось, что сумма слагаемых меньше всего, из чего она складывалась: в толпе меньше жалости, меньше здравого смысла и меньше любви к ближнему, чем у отдельно взятого участника людского сборища. Чужак примерно представлял, что произойдет дальше. Обычно подобные представления состоят из трех действий. Первое действие Пейл называл про себя «расстановкой сил»: толпа захватывает территорию, распространяется по ней, окружает объект травли будто река, прорвавшая дамбу. Второе действие, «знакомство»: толпа превращается в огромный нос, который обнюхивает жертву и пытается определить, исходит ли от нее запах страха. Важным моментом в этом действии является «посольство» — несколько обвинителей, самых голосистых кликуш из толпы. Обычно это дородные дамы или женоподобные мужчины с пронзительными голосами. И в зависимости от того, как жертва проявит себя во втором действии, толпа переходила (или чудом не переходила) к самому сладкому, к третьему действию — к «Расправе».