Белым по черному - [5]
Шрифт
Интервал
Звезда унылая,
Звезда вечерняя,
Подруга милая,
До гроба верная.
Трава росистая,
Да песня скучная,
Разлука близкая,
Да неминучая.
Заря вечерняя,
Заря печальная,
Слеза прощальная,
Фата венчальная.
Жена покорная,
Да неулыбчива.
Как роза черная —
Другой не сыщется.
— Под солнцем лишняя,
Навеки взаперти.
Не лучше ль нищенкой
На Божьей паперти? —
Не выжмешь силою
Слезу горючую,
Любовь постылую,
Да ласку скучную.
Судьба ли сыщется
Многострадальнее?
Не лучше ль — нищенкой
В дорогу дальнюю?
Звезда вечерняя,
Звезда печальная,
Жена неверная,
Дорога дальняя,
Дорога дальняя…
В апреле («Бубенец замолк за поворотом…»)
Бубенец замолк за поворотом
Темных вечереющих лесов.
Над полями — грустный отчего-то,
Голубой весенний полусон.
Прислонюсь тихонько к старой двери,
Постою немного на крыльце.
Буду думать, верить и не верить,
Буду думать о твоем лице.
«Твоей нерадостной страны…»
Твоей нерадостной страны
Полузабылись очертанья,
Но внятный голос тишины
Всегда твердит ее названье.
Сулил неверное свиданье
Твой взгляд, и ясный, и немой.
Со мной — призыв и обещанье.
Я — не с тобой, далекий мой.
1. «А дни плывут, что в половодье льдины…»
А дни плывут, что в половодье льдины,
И каждый день — томящий шорох льдин.
Прости мечты в печальные годины,
Прости мои скитанья без пути!
Мне жизнь ясна, и в сумраке вечернем
Закат пророчит мне кровавостью копья.
Я буду ждать все глубже, все безмерней,
Я буду вдаль смотреть, и ждать, и ждать тебя.
2. «И день за днем, томительный и нежный…»
И день за днем, томительный и нежный,
В своей дали ты тих и одинок.
О, дай коснуться благостной одежды,
Позволь припасть и отдохнуть у ног.
В твоих садах ни стон, ни воздыхание,
Покой любви и солнце без конца.
И я слежу, не преводя дыханья,
Бестрепетность и благостность лица.
3. «Я не приду взволнованной и нежной…»
Я не приду взволнованной и нежной
К твоим садам на берегу реки.
Вдали видны знакомые одежды,
А рядом веют сны моей тоски.
Но — тихий шаг, и отчужденность взгляда,
И — вдаль глаза, опущена рука.
Вокруг же благостно молчанье сада,
И спутник невидим — моя тоска.
Проходишь ты, задумчивый и нежный.
В твоих садах светло и так легко.
Из-за ветвей белеются одежды.
А я — вдали — одна — с моей тоской.
«В последний раз. Не отрывая глаз. — Простите…»
В последний раз. Не отрывая глаз. — Простите.
Не поминайте лихом. Нет, пустите.
Я буду помнить вас всегда. —
Надолго хватит мне печального улова.
Еще одно я выучила слово,
Отчетливое слово: “навсегда”.
В последний раз. Так вот, так вот она, разлука.
В послед… Легко закрылась дверь, без стука.
Так пальцы жгут у жаркого огня.
Мне страшно за тебя: за светлую улыбку
И за непоправимую ошибку,
Что ты не полюбил меня.
«Когда-нибудь после, мой друг…»
Когда-нибудь после, мой друг,
Внезапной тоскою взовью
Из самого омута мук
Погибшую память твою.
И вспомню в бессчетный раз,
В холодном, упорном бреду,
И темные впадины глаз,
И смуглой руки худобу.
Ни пряди волос, ни письма.
Лишь черные мысли мои,
Лишь свежая тяжесть клейма
Короткой и страшной любви.
«За смутную горечь…»
За смутную горечь
Веселых речей,
За смуглое горе
Цыганских страстей,
За встречную муку,
За голос судьбы,
За нашу разлуку —
Тебя не забыть.
«Снег веселился, падал и шутил…»
Снег веселился, падал и шутил,
И ветер, буйствуя, хватал за плечи.
Я чувствовала сквозь огонь щеки
Присутствие, почти что человечье.
Ты помнишь, мы смеялись, уходя
Все дальше в ночь, в погоне за простором,
Кидая все. Немного погодя
Исчез маяк. Мы шли в открытом море.
Мы восхищенный проникали воздух.
Но посмотрев, как широко зажглись
Сигнальные огни на перекрестке,
Ты вдруг вздохнув сказал: — Смешная жизнь!
Смеялся снег, слетаясь к фонарям,
Своей довольный шуткой, опускался.
Он, видно, был в ударе. Да и впрямь
Тот первый зимний вечер им удался.
Так вот кто ты, попутчик мой по счастью!
Гляжу в упор, смелее, чем во сне.
Шагаем, сближенные соучастьем.
В карманах руки, на ресницах снег.
Его бессонница («Ты, как всегда, домой придешь часа в два ночи…»)
Ты, как всегда, домой придешь часа в два ночи
И, двери заперев, зажжешь усталый свет.
Пустая комната, где мрак, как время прочный,
Условился с тобой встречать рассвет.
Неспешно закурив, опустишься ты в кресло,
Взглянув на полчище любимых книг.
Назавтра, в одиночестве воскресном,
Задумчиво ты возвратишься к ним.
Из темных рам — условность ли ночная? —
Со стен глядят поля и облака.
Пустой стакан тоски не замечает,
Пустая комната громадна и тиха.
Сигнал о бедствии — ночном, непоправимом, —
В окне соседнем вспыхивает свет.
Не отвечай. Проходит молча мимо
Чужая боль. Излишен твой ответ.
В проклятой тишине (о, звуки, кто вы?)
Все круче ожидания спираль.
И вопросительно глядит готовый,
Привычно настороженный рояль.
Над чашкой черного недопитого кофе
Послушно ждешь (рассвета иль судьбы?),
Послушно слушаешь — все глуше шепот крови,
Все тише гул смиряемой борьбы.
И страсть твоя, не слушая ответа,
Все продолжает долгий монолог,
Многоречивее взволнованного ветра,
Красноречивее, чем мой немой упрек.
И до зари, в немом оцепененье,
Ты слушаешь, закрыв глаза рукой,
Молчащей музыки немое вдохновенье,
Молчащей страсти судорожный покой.
«По колени трава. Тучи после дождя…»
По колени трава. Тучи после дождя.
Птицы, ветер, закат.
И с горы перед нами — весь мир,