Белые яблоки - [6]

В центре каждого из столиков горело по свече. Они были странного, необычного серо-голубого цвета, в тон скатертей. Коко, когда они только еще заняли свои места, обратила внимание на свечу, сказав, что неплохо было бы купить себе платье точно такого же цвета. И вот теперь, идя к ней через зал, Этрих поймал себя на том, что глаз не сводит с пламени свечи. Оно застыло в воздухе ровной оранжевой полоской, не дрожа и не колеблясь.

– Винсент?

Ему почудилось, что его имя было произнесено Бруно Манном. Но вот его снова окликнули, и голос был женский и принадлежал, безусловно, ей, Коко. А поскольку в голове у него все перемешалось, ему понадобилось время, чтобы прийти в себя и вновь обрести ясность мысли.

Все это время он глаз не сводил с язычка пламени. И вдруг обнаружил, что смотрит вовсе не на серо-голубую свечу на ресторанном столике, а на желтую.

Желтая свеча горела на тумбочке у кровати. У кровати, на которой лежал он, Этрих. Лежал на боку, навалившись всей тяжестью тела на руку, вытянутую вдоль туловища. Он лежал на кровати и смотрел на неподвижную полоску пламени желтой свечи. Все эти ощущения слились воедино. Он сел на постели и с трудом выдавил из себя: «О-о!»

Коко с тревогой спросила из-за его спины:

– Что с тобой? Тебе нехорошо?

Они лежали в ее постели. Взглянув на свое голое колено, Этрих понял, что лежит рядом с Коко в чем мать родила. Потрясение. Облегчение. Мысли и чувства, тесня друг друга, казалось, вырвались наружу из его головы и метались в окружающем пространстве как стая птиц. Получалось, что находился он вовсе не в «Акумаре», а в кровати Коко Хэллис и смотрел на ее желтую свечу. Ох уж эта Коко с ее свечками! А Бруно Манн ему не иначе как просто приснился. Надо же, он и не заметил, как его на несколько минут сморил сон.

Она провела ладонью по его затылку, потом пальцы ее скользнули вдоль позвоночника, ниже, ниже, до поясницы.

– Так в чем дело? Что с тобой такое? – Голос ее звучал ласково.

– Боже, что за удивительный сон мне приснился! Все было так живо, ярко, так чертовски правдоподобно, до мельчайших деталей. – Он помотал головой и с силой потер ладонями лоб и щеки, восстанавливая кровообращение.

Она снова медленно, ласково провела ладонью по его спине, сперва вверх, потом вниз. И громко зевнула.

Это его разозлило. Он никак не мог прийти в себя после кошмарного сна, его все еще трясло, а она возьми да и зевни, как ни в чем не бывало. В душе, однако, он понимал, что несправедлив к ней. Ведь кошмар привиделся только ему. Он попытался подавить в себе раздражение. Ему хотелось перевернуться на другой бок, взглянуть на нее, прикоснуться к ее нежной коже. Это вернуло бы его на землю. Коко была потрясающей любовницей. Из всех женщин, с кем он был близок, она единственная во время оргазма хохотала, как счастливое, беззаботное дитя. После первой их близости она, немного поколебавшись, спросила, не задевает ли это его чувства? Нет, наоборот, ему очень это нравится. Да и может ли быть иначе?

Ему хотелось дотронуться до нее и заняться с ней сексом. Она что-то произнесла, как раз когда он поворачивался к ней. Слов он не разобрал. Она лежала на животе. Он залюбовался плавными изгибами ее бедер. Она не стеснялась собственной наготы и не раз говорила, что ей нравится, когда он разглядывает ее тело. Голову она повернула лицом к стене, а руки ее были вытянуты вперед, как у пловца в бассейне. Этрих опустил ладонь на ее ягодицу. Коко лежала не шевелясь. Кожа у нее была теплой. Ему очень это нравилось, – у Коко всегда была теплая кожа.

Ладонь его переместилась на ее лопатку, потом поднялась к тонкой шее. Она коротко стригла волосы. Он отвел мягкие пряди с ее затылка. И замер. На шее у кромки волос виднелось что-то темное. Прищурившись, он силился разглядеть в тусклом свете свечи, что это такое. Но видел лишь расплывчатую темную отметину. А ведь он отчетливо помнил, что у нее на этом месте не было ни родинки, ни родимого пятна. И тогда, не давая ее волосам рассыпаться и скрыть от него верхнюю часть шеи, он наклонился к ней.

Это оказалась татуировка. В полумраке спальни она казалась черной. Несколько печатных букв, шрифт самый что ни на есть простой. Буквы складывались в слова: «БРУНО МАНН». Имя и фамилия покойника были вытатуированы на шее Коко Хэллис у самого затылка.

Этрих соскочил с кровати как ошпаренный. Его и в самом деле как будто обожгло – внутри и снаружи.

– Что это?! Что это такое? Остановившись посреди комнаты, он с яростью ткнул пальцем в сторону своей юной любовницы, которая так и не шевельнулась. Коко сохраняла все ту же безжизненную позу. Она лежала на животе, лицом к стене, с вытянутыми вперед руками.

– Коко, да посмотри же ты на меня Христа ради! Что это у тебя? Что за татуировка?

Но она ничего ему не ответила. На миг Этриху даже показалось, что она умерла. Стоило ему увидеть ее немыслимую, невозможную татуировку, как она взяла да и умерла. Это ее убило. Но он тотчас же отбросил эту мысль, как безумную. Ему захотелось подойти к ней и дотронуться до нее. А еще больше ему хотелось немедленно натянуть на себя одежду и сбежать отсюда.