Белые тени - [73]

— Этот самый Губарев и посоветовал председателю НТСНП, Байдалакову, взять к себе в «союз» Околова, чтобы основать в НТСНП разведку и контрразведку, — сказал Хованский. — Околов крепко сшитый, чуть сутуловатый шатен, ниже среднего роста. У него заостренное лицо, нос с небольшой горбинкой, холодный, оценивающий взгляд, чуть прищуренный из-за близорукости. Ну что еще? Глаза зеленовато-карие, неторопливая, но вовсе не ленивая походка. Он на ходу не размахивает руками. Когда сцепляет пальцы, правый большой неизменно оказывается наверху. Носит очки-пенсне — чтоб не слетели с носа...

— Одним словом, волевой, скрытный, организованный и опасный человек? — заключил Абросимович.

— Да, — согласился Хованский. — Его мнимое бескорыстие, прямота и хитрая игра — это его сильные стороны. Мы присутствуем при рождении крупного обер-шпиона и врага Советского Союза. Через годик-другой он оперится. Хорошо бы их взять уже на границе...

— Это не так просто. Мы поздно узнали об этом. Впрочем, в Варшаве к ним приставлена польская разведчица, болтливая, Зося, кажется... Она постарается об Околове и Колкове узнать все, что надо. Если им удастся перейти границу незамеченными, то взять в Советском Союзе, пожалуй, чекистам все равно будет трудно.

— Околов служит не только в разведке НТСНП, но и связан с англичанами. А те наверняка подошлют его к Блаудису, своим разведчиком они не рискнут, — произнес Хованский.

— Ну что ж, так и передадим в Москву, — согласился Иван Абросимович.

— Вы, наверное, не знаете, что Блаудис, резидент Интеллидженс сервис, тот самый Блаудис, у которого была табакерка со списками шпионской английской сети в России. Он был арестован в 1922 году чекистами в Краснодаре. Сидел в тюрьме, раскололся, но не до конца. Ведь по спискам Кучерова было обнаружено еще немало английских шпионов на юге России. И сейчас Блаудис живет в том же Краснодаре, работает пекарем на хлебозаводе. Его адрес скорее всего известен Околову. Вот если они заглянут к нему, то поймаются...

— А если не поймаются? — встревоженно сказал Иван Абросимович. — Могут чего-нибудь и натворить...

— Я думаю, Чегодову их письма из Советского Союза удастся прочитать, — засмеялся Алексей. — Только бы эта Зося сумела узнать шифр переписки. — И вдруг Хованский грустно добавил: — Сколько лет я отдаю все силы, чтобы открыть молодым людям глаза! И что же? — Алексей досадливо махнул рукой.

— Поменьше эмоций, мой дорогой! Сделал ты много, каких ребят подобрал?! Один Аркашка Попов чего стоит! С такими горы ворочать можно! Я хотел поговорить о другом. Тебе известно, как активизировалась до сих пор идущая с переменным успехом борьба РСХА[25] с Интеллидженс сервис. Действует и разведка Риббентропа, и АПА Розенберга, незаметно лишь людей Канариса. Вряд ли он предоставил вершить югославские дела майору гестапо Карлу Краусу Лоту... — улыбнулся Абросимович, заметив, как насторожился Алексей.

— Карл Краус — это шеф заграничного отдела немецкой контрразведки. Не правда ли? Он однажды уже приезжал сюда. Я его видел. И что?

— Весьма вероятно, что он явится на съезд «нацмальчиков». Хорошо было бы установить, где он живет. И скомпрометировать его! Надеюсь, он-то и выведет нас на людей хитроумного Канариса. — Абросимович вытащил пачку «Неретвы» и закурил.

Они вышли на улицу Краля Милана. Толпа была здесь уже не такая густая.

— Может, придет и Лина Габель! Никогда ее не видел. А Гелм вряд ли. Он официальное лицо, комиссар гестапо при посольстве! И еще: постарайся раздобыть списки делегатов съезда и приглашенных. — И, взяв Алексея под руку, пошел еще медленнее.

— Придется, — сказал Алексей. — Что касается людей Канариса, то к ним надо подбирать особый ключ. Адмирал придерживается оригинальных принципов.

— Знаю. Адмирал считает, что математика, сиречь логика, разведке вредит. Она воплощение прокрустова ложа разума! А разведка гуманитарная наука. Взывать к низменным страстям — в этом ее высший смысл. Ты об этом хотел сказать? — Абросимович засмеялся, остановился и, протягивая Алексею руку, продолжал: — У фашиста ставка на подлецов! Но это невысокий класс для разведки. До свидания! Увидимся после съезда. Ни пуха ни пера!

— Гав! Гав! Гав! — Алексей крепко пожал Абросимовичу руку и зашагал дальше.

Неторопливо прошел мимо русского посольства. В глубине сада белел большой «Русский дом» — дар белоэмигрантам убитого в Марселе югославского короля Александра. В нем разместилась русская гимназия, учреждения «По делам русских беженцев» и русский театр — большой зал с просторными холлами, раздевалками, курительными комнатами и подсобными помещениями.

«Здесь через два дня, — думал Алексей, — откроется съезд НТСНП, четвертый съезд «нацмальчиков». Широкие слои белой эмиграции относятся к ним иронически. Как отцы к своим несколько заблудшим, своенравным детям. Платформу их считают бездарным плагиаторством, смесью эсеровщины с фашизмом, приправленную идеями евразийцев, оснащенную «критикой» марксизма «величайшего русского философа» Льва Тихомирова и сдобренную «диалектиками духа» — Владимиром Соловьевым, Николаем Бердяевым и Сергеем Булгаковым, и все-таки находят «в общем и целом» достойной внимания, учитывая нищету и убожество буржуазной философии тридцатых годов.