Белые тени - [51]

— Руки! Поднять всем руки! Стреляю! — гаркнул один из матросов.

Спустя несколько минут раздался глухой взрыв. Северная бухта погрузилась в темноту.

И тогда-то Алексей увидел это раздраженное и усталое лицо. Тогда барон тоже садился в машину и бросал распоряжения адъютанту. И подобострастное лицо адъютанта было точь-в-точь таким же, как сейчас, хоть это и был совсем другой человек...

«Марионетки судьбы», — подумал Алексей, глядя вслед уходящей машине.

2

Когда Алексей спустился к себе на электростанцию, он увидел Хранича, видимо, с нетерпением его поджидавшего.

— Вчера эта девка Павского, Грация, была в Требинье и заходила к слесарю Жике. Он лучший специалист. Потом ходила по магазинам... А вот вам письмо от Драгутина, велел на словах передать, что у него ночевал Кучеров. Генерал пришел очень расстроенный. Ругал Врангеля по матери! — Хранич захохотал. — Да так, что даже и мы, черногорцы, так не умеем.

В письме кафанщик Драгутин подробно и несколько витиевато, на крестьянский манер, излагал все то, что вкратце передал чика Васо.

В кармане у Алексея было и другое письмо, из Белграда, от хозяина — от Ивана Абросимовича. Это было первое его письмо и, наверно, важное. Потому Алексей, распрощавшись с Храничем, ушел к себе.

Абросимович шифром сообщал о приезде Врангеля и рекомендовал поспешить с операцией.

На другой день Алексей рано утром встретил Кучерова на шоссе во время его обычной утренней прогулки. У генерала было расстроенное лицо, выглядел он хмурым и на вопрос: «Нельзя ли, Петр Михайлович, с вами побеседовать, но чтобы разговор остался между нами?» — Кучеров вздрогнул, враждебно посмотрел на него и сердито бросил: «Извините, капитан, мне хотелось бы побыть одному, отложим нашу беседу на другой раз!» И, взяв под козырек, повернулся было уходить.

— Мне просто хотелось передать вам привет от вашего бывшего полкового разведчика, с которым вы плыли на «Гневном», Степана Чепиги, — словно пулей пригвоздил он на месте генерала.

— Где вы его видели? Неужели он не уехал в Россию? — хрипло спросил Кучеров.

— Рыжий черт появился в родной своей Потемкинской станице только в двадцать шестом году, побывал, конечно, у вашей сестры Елены Михайловны. Она показывала ему ваши письма и то место, где вы пишете: «Если бы не Аркадий, все было бы по-другому». И они вместе решили вас выручать. Потому я и знаю и о станице Марьянской, и о табакерке, и о гибели Ивана Попова, которого так тянуло на родину...

— Скажите, — перебил Кучеров, хватая его за руку, — вы видели Степана и Лену?

— Как вас сейчас. — И чуть присел, развел руки и голосом Чепиги сказал: — «Да убей меня бох! Разрази гром на энтом самом месте, а генералу надо помочь. Да ий-боху!» Похоже?

У Кучерова в глазах стояли слезы.

— Вы, значит, оттуда, — прошептал он, — с Дона? Да, конечно! Какой же я дурак! Принимал вас за другого. — И махнул рукой.

— Елена Михайловна по-прежнему учительствует и просит вас... Вот, читайте, — и протянул генералу письмо.

— «Петя, родной, — прочел вслух Кучеров, — кровинушка, ради нашей казачьей чести, любви к родине, тихому Дону, ради павшего друга Ивана сделай то, что тебя попросит Алексей»... — Дальше он читать не мог, руки, держащие письмо, дрожали, буквы прыгали в затуманенных глазах. Наступила долгая пауза. Потом он с какой-то задушевностью в голосе сказал: — А я так мучился, так мучился, дорогой мой. Я рад, что Рыжий Черт жив, думал, что сидит. Как здоровье сестры? Она мне писала, что матушка умерла, дом сгорел... Почему вы до сих пор молчали! Вы ведь здесь уже скоро месяц!

— Мне нужно было убедиться, что вы порядочный человек. Сестра здорова, ждет вас...

— Я смогу уехать? А как же Аркадий? Сын Ивана Попова? Но сначала я расскажу всю историю.

Они спустились к реке и уселись у самой воды на камни.

В небе, точно в голубом озере, плывут облака, время от времени они закрывают уже высоко поднявшееся солнце, и тогда Требишница темнеет, становится скучной, мрачной, и Алексею кажется, будто он слушает главу из книги о далеком прошлом обреченного класса, в глухом, полном боли и тоски голосе чтеца звучит безысходность. Но стоит выглянуть солнцу, все оживает, радостно сверкая, катит свои прозрачные воды река, берега вспыхивают изумрудами зеленых-презеленых островков, и даже такие невыразительные и суровые серые камни вдруг теплеют и начинают излучать свою скромную красоту, и в голосе просыпается надежда.

— ...Приехав в Билечу, я вынул из табакерки тайнопись, заткнул в бутылку с притертой пробкой, замотал изоляционной лентой и запрятал в скале. Вот и вся история, — закончил генерал.

— Всякая тайнопись от перемены температуры, влаги, солнечных лучей начинает со временем проступать на бумаге, особенно на папиросной. Поэтому, обработав ее слегка, мы сделаем фотоснимки, а оригинал предоставим им. Пусть англичане думают, что тайна Блаудиса сохранена. Мало того, поскольку, видимо, за документом охотятся несколько разведок, надо столкнуть их лбами. Пусть дерутся! Вы намекнете, что идете на капитуляцию, готовы отдать документы, дайте понять, что они хранятся в вашем несгораемом шкафу, и помогите узнать условный шифр, а ключ...