Белые снега - [74]

— Но именно на вельботе и байдаре мы добываем себе пищу на весь год — моржовое мясо, — возразил Тэгрын. — Мы едим копальхен прошлогоднего забоя до самой весны, до той поры, когда мы заново спускаем байдары и вельботы на воду…

В общем-то это было ясно каждому, но все молчали, напряженно вслушиваясь в разговор шамана с председателем:

— Уж если обобществлять, то все, — заявил шаман. — У некоторых есть маленькие байдарки, что же их оставлять у хозяев? Ведь и на ней можно добыть моржа, если постараться…

— Вот ты и старайся, — подал голос Кмоль. Он встал, шагнул к столу, схватил бутылку из-под виски и хлебнул прямо из горлышка.

— Это вода, — сказал он. Помолчал немного, затем громко, решительно заговорил: — Мы зря ведем пустые разговоры, зная наперед, что пришло другое время и жить надо по-новому. Давайте говорить прямо. Как добыли вельботы Омрылькот и Вамче, всем известно. Как копили песцовые шкурки, выменивая их за дурную веселящую воду, как обирали кочевых людей… На охоте в вельботах Омрылькота и Вамче в основном трудятся другие люди, а большая часть добычи идет хозяевам… Это несправедливо… Каким мы видим наше товарищество? Много мудрить не надо: мы охотились и будем охотиться так, как делали это раньше — так удобней всего. Я думаю, главное — это распределение добычи. А когда вельбот будет общим, то и добыча будет общая… Так я думаю.

— Правильно! — громко сказал Драбкин. — Верно понимаешь.

— А все эти разговоры о том, чтобы сделать общими ружья, яранги и женщин, — это несерьезно и недостойно взрослого человека, — бросил напоследок Кмоль, направляясь к своему месту.

— Есть предложение: передать в общественную собственность народа вельботы и байдары, принадлежащие Омрылькоту и Вамче, — сказал Тэгрын. — Кто за это, прошу поднять руку.

— Всем, что ли, поднимать? — спросила какая-то старушка.

— Всем, всем! — объявила Панана, первой поднимая руку. За ней, сначала робко, потом все смелее и смелее, стали тянуть руки жители Улака.

— Кто против? — спросил Тэгрын.

Против никто не проголосовал.

После этого приступили к выборам председателя товарищества. По предложению Драбкина, председателем товарищества «Красная заря» избрали охотника Кмоля.

— Теперь ты будешь главный, будешь заботиться об общих байдарах и вельботах, — сказал ему Драбкин.

Однако после схода особой радости люди не проявили. Все были как-то подавлены, будто сделали что-то нехорошее. Молча поднялись со своих мест и потянулись к выходу.

— Черт знает что такое! — сказал Драбкин, когда они остались одни с Сорокиным. — Вроде бы сделали нужное, справедливое дело, и все же… Видимо, мы еще не привыкли к этому, еще плохо знаем людей…

Сорокин молча кивнул. На душе у него было так же тревожно, как и до собрания. Од понял, что работы им предстоит еще много… Все оказалось сложней, чем он думал.

Друзья, как обычно, чай пошли пить к Драбкиным. Так уж повелось, что Наргинау заботилась не только о своем муже, но и об учителе.

Шли по улице, пряча лицо от студеного морского ветра. Лед вплотную подошел к берегу и через день-два должен был намертво стать до далекой весны. Ветер был сырой и холодный, он сек лицо и выжимал слезы. Моржовая кожа на ярангах тускло блестела, кое-где еще белел не растаявший с ночи иней. Зима стояла у самого порога.

Со стороны интерната доносились звонкие детские голоса.

У яранги Омрылькота на высокой подставке лежали убранные на зиму байдары. А вельбот, хорошо укрепленный подпорками, стоял на берегу. Точно такая же картина у Вамче.

В уютном чоттагине Драбкина трещал костер, жестяной дымоход уводил дым, оставляя помещение чистым. Наргинау подала на стол холодные моржовые ласты, и Драбкин с Сорокиным молча принялись есть. Но тут дверь отворилась и в ярангу влетел запыхавшийся Тэгрын.

— Вамче застрелился! — выпалил он прямо с порога.

— Как застрелился? — Драбкин вскочил.

— Из винчестера. Сунул в рот дуло и выстрелил. Полголовы снесло.

Сорокин и Драбкин обменялись тревожными взглядами.

— Пошли! — решительно заявил милиционер.

— Может быть, лучше не ходить? — Тэгрын вопросительно посмотрел на Драбкина.

— И правда, оставались бы… — жалобно проговорила Наргинау.

— Надо обязательно пойти. Это касается и Совета, и тем более милиции.

Возле яранги Вамче в напряженном молчании стояли люди. Изнутри доносился плач и причитания.

В дымном чоттагине Драбкина первым встретил Млеткын. Шаман испытующе посмотрел в глаза милиционеру, как бы безмолвно обвиняя его в случившемся.

Драбкин властно отстранил Млеткына. Тело Вамче уже было убрано в полог и прикрыто белой камлейкой.

— Прошу всех посторонних выйти из чоттагина! — строго сказал милиционер. — Здесь останутся учитель Сорокин, председатель Совета и родные покойного!

Убитые горем родственники Вамче коротко рассказали о происшедшем. Было ясно: Вамче не вынес потери своих байдар и вельбота.

Драбкин вынул из полевой сумки бумагу, карандаш и составил по всем правилам протокол. Эта его деловитость, серьезность и важность, с которой он исполнял свои обязанности, внушали уважение.

Сорокин наблюдал за действиями милиционера, невольно ловил полные горечи и упрека взгляды домочадцев покойного и думал о том, что изменить жизнь этих людей, цепляющихся за свое прошлое, нелегко. Вероятно, нужны годы, а может, и десятилетия, чтобы приобщить этот народ к настоящей, большой жизни.