Белые рабыни - [5]

– Мы не беспокоимся, – сказал сержант, – куда вы, собственно говоря, денетесь?

Липпинкотт кивнул, хотя и не был уверен, что правильно уловил смысл сказанного. Он понял только, что ему позволяют заплатить за то, что случилось там, наверху, а это все, что он хотел услышать.

Когда Липпинкотт вернулся в гостиницу, Валла все еще где-то пропадал. Липпинкотт несколько раз позвал его, но тот не появился, и Липпинкотт поклялся, что когда Валла снова покажется ему на глаза, он отлупит его так, что следы этой порки бой будет носить до конца своей жизни.

Вице-президент банка предложил Липпинкотту захватить с собой охрану, так как, по его мнению, намерение прогуляться по Бусати с двенадцатью тысячами долларов было не самым мудрым.

– Это вам не Нью-Йорк, – туманно выразился банкир.

Липпинкотт отказался. И через три квартала пожалел об этом. Его остановил один из военных патрулей, а когда он доставил из кармана удостоверение личности и десятидолларовую банкноту, офицер, должно быть, заметил пачку в кармане, сунул туда руку и вытащил конверт со сто двадцатью стодолларовыми банкнотами.

– Это принадлежит дому с железными воротами, – сказал Липпинкотт в надежде, что это произведет соответствующее впечатление на офицера. Никакого впечатления. Офицер просто перепроверил удостоверение личности Липпинкотта, снова спросил его, действительно ли он Джеймс Форсайт Липпинкотт, после чего затолкал его в «лендровер» и сел за руль.

Выехав из города, они покатили вдоль великой реки Бусати. На Бусати опустилась ночь, а они все катили и катили вдвоем, так как патрульным солдатам было приказано остаться в городе. Они ехали так долго, что, когда, наконец, остановились, Липпинкотт готов был поклясться, что звезды стали ближе. Такими близкими и яркими они были, видимо в те времена, когда человек впервые слез с дерева.

Офицер приказал Липпинкотту выйти из машины.

– Послушайте, вам нет смысла меня убивать, – сказал Липпинкотт. – Я могу дать вам вдвое больше того, что вы у меня взяли.

– Выходи, – сказал офицер.

– Я – личный друг министра общественной безопасности, – сказал Липпинкотт.

– Ты найдешь его за тем толстым деревом, – сказал офицер. – Двигайся!

Липпинкотт, обнаружив, что африканская ночь довольно холодна, а на душе у него еще холоднее, направился к высокому широкоствольному дереву, которое высилось как островерхая гора на бусатийской равнине.

– Эй! – крикнул он, но не получил ответа. Его локоть коснулся чего-то, свисающего с дерева. Он оглянулся. Это был сапог. В сапоге была нога, а выше ноги было тело. По бокам болтались руки черного цвета. Тело было неподвижно и пахло испражнениями. Оно было в офицерской форме. Липпинкотт отступил назад, чтобы отделаться от запаха и получше разглядеть лицо. Свет фонаря внезапно осветил его. Это был министр общественной безопасности. Из его головы торчало копье. Он был пригвожден им к дереву.

– Привет Липпи! – сказал кто-то с американским акцентом.

– Что? – изумленно выдохнул Липпинкотт.

– Привет, Липпи. Ну-ка, сядь на корточки. Нет-нет, подними задницу с земли. На корточки, как раб, ожидающий своего хозяина. Вот теперь правильно. А теперь, Липпи, если будешь хорошо себя вести, сможешь перед смертью задать мне один вопрос.

Свет фонаря погас, и теперь голос шел как бы из африканской темноты. Липпинкотт старательно вглядывался в темноту, но не мог разглядеть говорившего.

– Послушайте, – сказал он в темноту, – я не знаю кто вы, но я могу сделать вас богатым. Поздравляю, вы так напугали меня, что я чуть не наложил в штаны. Так сколько?

– У меня уже есть то, что мне надо, Липли.

– Кто вы?

– Это и есть твой один вопрос?

– Нет, мой один вопрос другой: что вы хотите?

– Хорошо, Липпи, я отвечу на него. Я хочу отомстить за свой народ. Я хочу, чтобы меня приняли в доме моего отца.

– Я куплю дом вашего отца. Сколько он стоит?

– Ах, Липпи, Липпи, глупый ты, Липпи!

– Послушайте, я хочу жить, – сказал Липпинкотт, стараясь удержать опускающийся на пятки зад. – Я так унижаюсь перед вами. Так сколько вам дать за мою жизнь?

– Нисколько. И плевал я на твое унижение. Я тебе не какой-нибудь гарлемский чистильщик обуви, называющий себя Абдуллой Бабуль Амиром. А самоунижение еще никому не приносило пользы.

– Вы белый? Я вас не вижу.

– Нет, Липпи, я – черный. Африканец. Тебя это удивляет?

– Нет. Многие блестящие умы в мире – черные.

– Будь у тебя хоть какой-то шанс, ты бы взбесился, услышав от кого-нибудь такую чушь, – сказал голос. – Мне-то лучше знать. Я знаю каждого из вас – Липпинкоттов и Форсайтов. Среди вас нет ни одного, кто не был бы расистом.

– Так что же вы хотите? – спросил Липпинкотт. – Что вам надо?

Было ясно, что этот человек сохранял его жизнь для какой-то своей цели. Тишина. Вдалеке взвыла гиена. И ни львов, ни машин, ни людей.

– Я могу добиться для вас признания Америки, – сказал Липпинкотт. – Моя семья может это устроить.

– Кто такая Америка, чтобы признавать или не признавать меня?

– Так чего же вы хотите?

– Кое-какую информацию.

– Если вы меня убьете, вы ее не получите.

– А я сначала получу ее, а потом убью тебя. Существует много способов умереть, и некоторые из них не так уж плохи.