Белые пятна - [131]

Побуждало, но не побудило. Сенсационное утверждение журналиста не было ни отвергнуто, ни подтверждено. Никакой проверке оно не подвергалось. А поскольку судебное решение о прекращении дела было известно всего нескольким лицам, статью же «Всемирного следопыта» читали многие тысячи, в общественном сознании, естественно, укоренилась лишь печатная версия.

Напрасно Натальченко просил снять с него подозрения и наветы публично. «Препровождая при этом копию моего заявления на имя редакции газеты «Красноярский рабочий», — писал Натальченко в суд, — прошу принять меры к тому, чтобы указанная редакция поместила бы на столбцах своей газеты реабилитирующую мою честь статью со ссылкою на состоявшееся определение Красноярского окружного суда о прекращении дела».

Суд исполнил свою обязанность, высказался категорично и ясно: подозреваемый не виновен! Но понудить печать довести об этом до всеобщего сведения суд не мог. Тогда Натальченко обратился к окружному прокурору: «…редакция «Красноярский рабочий» до сих пор не напечатала постановление Красноярского окружного суда о прекращении дела о насильственной смерти Н. А. Бегичева… Ходатайствую о том, чтобы прокуратура приняла меры к помещению в газете упомянутого постановления, восстанавливающего мое опозоренное имя по вине редакции».

В печати, однако, ни строчки не появилось. Думаю, потому, что плохо верилось в невиновность. Оставалось ощущение какой-то неполной правды. А неполная правда, в какие одежды ее ни ряди, все-таки просто неправда. Исключений тут не бывает.

Со временем молва приутихла. Совсем иные события волновали страну. Началось гигантское по своим масштабам освоение Арктики, о котором мечтал и которое предвидел Никифор Алексеевич Бегичев. Происходили огромные социальные перемены, оказавшие влияние на судьбы миллионов людей. «Частный» вопрос о тайне мыса Входного потускнел, затмился, растворился в сложнейших и бурных событиях тех лет.

Но имя легендарного боцмана (в этом звании Бегичев был демобилизован после русско-японской войны) не было, конечно, забыто. Славные дела его властно манили к себе влюбленных в Север людей. Два человека — из числа тех, кто был причастен к исследованию его жизненного пути, — сделали особенно много для того, чтобы ни один, даже самый малый, штрих биографии этого выдающегося путешественника не был забыт, чтобы всем его деяниям было отведено достойное место в истории науки, в истории родной страны.

Сибирский поэт Казимир Леонидович Лисовский преодолел — и не единожды — многие тысячи километров по тундре и Заполярью, побывал в местах, где путешествовал и вел промысел Бегичев, встретился на дальних факториях и в чумах с людьми, которые еще помнили Улахана Анцыфера, записал их рассказы. Он добрался до мыса Входного (там уже был небольшой рыбацкий поселок), отыскал в девяти километрах от него почти развалившуюся избу, где Бегичев умер, и место его захоронения.

Именно благодаря усилиям Казимира Лисовского могила выдающегося исследователя Севера была приведена в порядок, на ней был установлен обелиск, а место это — «изба Бегичева» и «могила Бегичева» — нанесено на морские карты лоций и подробные авиационные карты побережья Карского моря.

Именно благодаря усилиям Казимира Лисовского был воздвигнут памятник Бегичеву на Диксоне, а его повесть в стихах «Русский человек Бегичев» способствовала славе героя: она многократно переиздавалась; сам поэт, отнюдь не отличавшийся отменным здоровьем, безотказно выезжал в самые отдаленные аудитории, чтобы читать вслух эту поэму, равно как и цикл своих стихов о Таймыре «Земля, в которой Бегичев лежит».

Московский журналист Никита Яковлевич Болотников «заболел» Бегичевым еще в начале тридцатых годов, будучи участником экспедиции на пароходе «Правда». Впервые услышав от начальника экспедиции Николая Николаевича Урванцева рассказ об этом мужественном полярнике, Н. Я. Болотников решил вплотную заняться изучением его жизненного пути. Он тоже записал рассказы тех, кто помнил Бегичева, кто соприкасался с ним по работе. Он изучил собранный и фактически спасенный от гибели сотрудником Енисейского краеведческого музея Петром Митрофановичем Устимовичем ценнейший бегичевский архив. Он сам дополнил этот архив еще не известными исследователям документами. И наконец, посвятил достоверному жизнеописанию Бегичева несколько интереснейших работ: его небольшой очерк «Последний одиночка», опубликованный еще в 1936 году в журнале «Советская Арктика», разросся впоследствии до большой увлекательной книги, вышедшей под тем же названием в издательстве «Мысль» ровно сорок лет спустя!

Я не раз встречался с Никитой Яковлевичем в «Литературной газете», где он работал многие годы. Старожилы редакции хорошо помнят своего немногословного коллегу, его внимательный, поначалу казавшийся слишком уж строгим взгляд. Взгляд этот был, однако, не строг, а сосредоточен. Никита Яковлевич обладал довольно редко встречающимся умением не только говорить, но и слушать, настроившись на волну своего собеседника. К любому делу, за которое брался, он относился с серьезностью и добросовестностью. С дотошностью, как любят порой выражаться газетчики.