Белые пятна - [55]

Шрифт
Интервал

— Завтра к нам прибудет комиссия из крайкома. Мы должны ответить товарищам: что будет с месторождением? Как успешно преодолеем мы последствия вредительства? Как нагоним темпы? Дадим ли слюды столько, сколько обещали?

Задымились папиросы. Тушольский снял пиджак, расстегнул ворот вышитой рубашки Пряхин достал с этажерки том о производстве взрывов и технике безопасности.

Все склонились над картой месторождения.

2

Переступив порог своей комнаты в гостинице, Лукьянов включил свет. Не двигаясь, он исследовал жилище, подолгу задерживая взгляд на знакомых предметах.

«Слава богу, все пока на своем месте». Он вздохнул, обошел комнату. От его настороженной поступи, горящих глаз и раздутых ноздрей веяло чем-то первобытным. Так, по-видимому, входил под темные своды пещерный человек, встревоженный незримой опасностью.

Все было на месте, но издавна заведенный порядок нарушился: некому позвонить, некому буркнуть: «честь имею». Вот что главное. Все остальное — появление уборщицы, чай, вино и папиросы — только мелкие детали.

Лукьянов сел к столу. За его спиной — окно, по нему шелестит дождь, за полосой света — мрак. «Не навестить ли Истомину?» — вяло подумал Лукьянов, глотнув чай. Но им овладела апатия, и он, даже не допив чай, лег в постель… До утра лежал с открытыми глазами.

На следующий день Лукьянов получил в рудоуправлении большую сумму денег и, ни с кем не повидавшись, выехал в экспедицию.

К руднику, лежавшему на пути в табор, Лукьянов с проводниками подъехали в полдень.

— Я схожу на склад, — сказал он одному из них, — а ты заседлай мне иноходца.

Узнав, что на складе есть селедка, Лукьянов велел завьючить два бочонка на Пузанка, мирного лохматого мерина, который часто под вьюком ходил в табор.

— Отдохните, товарищи, и назад, — сказал Лукьянов проводникам. — Я доберусь до табора один, недалеко. — Он сел на иноходца и дернул за повод завьюченного Пузанка.

Километра три он ехал шагом. До перевала ему еще встречались люди, они здоровались с Лукьяновым, соблюдая таежный обычай. На перевале Лукьянов повел своего коня скорым шагом и непрестанно понукал низкорослого Пузанка. Выехав на конную дорогу к табору — узкую тропу среди скал над обрывами, где нелегко разминуться, — он пустил Пузанка вперед и, следуя за ним, часто взмахивал нагайкой.

Невдалеке от поворота к динамитной будке Лукьянов привязал вконец измученного Пузанка к кедру и взглянул на часы.

К будке он подъехал на крупной рыси. Его встретил вахтер Демидов.

— Где Глушко? — спросил Лукьянов, не видя старшего.

— Спит перед сменой. Домой, значит?

— Домой-то домой… А вот послушай-ка… Взял я для столовой два бочонка селедки, да что-то Пузанок зауросил, я его едва до поворота дотянул. Поводи там коня минут десять без вьюка и веди сюда. А бочки легкие, один завьючишь, — распорядился Лукьянов.

Вахтер вскинул карабин на ремень и побежал к повороту. Лукьянов взглянул на часы. За его спиной встряхивал седлом и всхрапывал игреневый иноходец; к задней луке седла был приторочен длинный вьюк, переломленный пополам. Лукьянов выпрямился, ладонями потер лицо — словно смахнул сонливость. Он подошел к землянке вахтеров, заглянул в открытую дверь: на нарах, уткнув нос в подушку, спал Глушко.

Лукьянов развернул вьюк и, покопавшись в мешке, вынул коловорот. Динамитку еще не опломбировали, вечером придет Мосалев и поставит пломбы — таков был порядок.

Своим ключом начальник экспедиции открыл контрольный замок без бумажного вкладыша, вошел в динамитку. У одной стены — непочатый, проложенный рейками штабель взрывчатки, у второй — меньше, оттуда брали и брали. Лукьянов ловко вынул один, второй и третий тючок в холщовой упаковке, пробрал проход до самой стены. Коловорот быстро прогрыз бревенчатую стенку сруба.

Носовым платком Лукьянов замел опилки, посветил ручным фонарем: чисто. Он выбрался из узкого тоннеля и вышел на воздух. Вытряхнул из вьюка бухту резинового шланга: на конце шланга выступали три головки капсюлей, зажатых в бикфордовых шнурах. Зайдя со стороны, Лукьянов заметил просверленное отверстие и, размотав часть шланга, просунул в отверстие конец с капсюлями.

Заходя вторично в будку, он взглянул на часы: прошло ровно десять минут. Расшив один тючок, Лукьянов вынул из него один патрон и полез к стене. Нащупав головки капсюлей, он почувствовал, что холодеет… Ослепительная искра ударила в мозг… Очевидно, он потерял сознание и, очнувшись через минуту, почувствовал, что задыхается. Пошарив рукой и найдя медные головки, всунул их в тючок, прижал к штабелю. Заделал отверстие и тщательно сличил: все как было. Запер динамитку.

Небольшое строение динамитки со всех сторон окопали водоотводными канавками; канава шла с севера на юг через всю поляну, до зарослей. Лукьянов опустился в нее и, развертывая кольцо за кольцом, вывел конец шланга к наваленной сосне. Возвращаясь назад, он тщательно замаскировал шланг и собственные следы опавшей листвой и дерном.

Потом он взял ржавую косу и накосил травы; набив мешок и придав ему форму длинного вьюка, он разнуздал иноходца и задал ему охапку накошенной травы.

Отдуваясь, он сел на чурбачок.


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.