Белые повстанцы Скалистых гор - [9]

– Хорошо, азы кулинарии, получается, – проворчал Требор и пошёл в хижину, а его пленницы гуськом поспешили за ним. Вскоре аромат лепёшек, жареных яиц и свежесваренного кофе, усиленный запахом горящих сосновых дров, заполнил хижину.

Вдруг Требор дал знак своим поварихам-новичкам.

– Гляньте, – и он показал в окно. Не дальше чем в двадцати метрах от чёрного хода медленно шли в поисках корма самка и её оленёнок. Девочки смотрели, очевидно, очарованные тем, чего они никогда не видели прежде.

– Сколько малышу? – спросила Конфетка.

– Ну, наверно ему несколько месяцев.

Олененок во всём подражал матери и, сделав несколько шагов, оглядывался в поисках возможных врагов.

– Вы их застрелите, или вам не нравится оленье мясо?

– Мы никогда не стреляем самок, особенно если у них малыши, и мы не голодаем. Самки любого биологического вида – его самое большое сокровище, – ответил Требор.

– О! – произнесла Веточка, запоминая ответ, чтобы позднее обдумать его.

– Это относится и к женщинам? – спросила Конфетка, снова стремясь получить подтверждение, что их не ждет участь Сида Коэна.

– Хорошие женщины – также сокровища, – был его ответ, с ударением на слове «хорошие». Это было несколько неясно, но Конфетка решила, что убедит Требора в том, что она «хорошая», чего бы это ни стоило.

Скрытый смысл этого обмена словами не ускользнул от Веточки. Она не забыла, что женщины соперничают друг с другом. И она должна быть, по крайней мере, столь же «хороша» как и Конфетка.

Обе девочки были удивлены тем, каким вкусным оказался завтрак, несмотря на треснувшее блюдо, жестяные кружки и так называемые «серебряные» столовые приборы. Когда они закончили еду, Требор сказал, чтобы Конфетка помогла Эрику поставить раскладушки, сообщив, что всем надо поспать. Потом он велел Веточке загрузить грязные тарелки в большой таз.

– Пошли, я покажу тебе ручей. – Они поднялись по склону вверх за хижиной примерно на двадцать метров.

Пока Веточка с сознанием долга полоскала посуду в прозрачной холодной воде, она рискнула спросить: – Что ваш друг имел в виду, когда сказал: «Они принадлежат тебе?»

– «Принадлежат», значит «принадлежат». Что тебе непонятно? – Его ответ был немного вызывающим.

– Мм, ну, в общем, просто это звучит довольно забавно – «владеть людьми». – Веточка подбирала слова, не желая противоречить своему похитителю.

Тогда Требор разъяснил свои слова немного подробнее:

– Сид Коэн владел тобой – телом, душой и мыслями. Он завладел тобой, приучив к кокаину. Я убил твоего владельца и захватил тебя, так что теперь у тебя новый хозяин. Так было миллионы лет. Радуйся, что большинство арийских мужчин относится к своим женщинам с достоинством и уважением, если и когда они заслуживают этого. В противном случае они женщин наказывают.

Веточка признала, что в словах Требора была определенная правда. Она не думала о Сидни, как о «хозяине», но он, конечно, распоряжался её жизнью. Хотя секс был для Веточки только способом управления людьми, получения преимуществ или чисто телесного удовольствия, она признала, что Сид использовал её больше, чем она его. Даже сейчас мысль о лишении соблазнительной дозы кокаина беспокоила её больше чем внезапное похищение, которое она только что пережила.

Тем временем в хижине Конфетка также выспрашивала Эрика. Она тоже пыталась понять, что означают слова Эрика «они – твои» и спросила об этом.

– Именно то, что я сказал, – был его ответ.

– Вы считаете, что мы его рабыни? – спросила Конфетка.

– Я думаю, вы станете, в конце концов, его жёнами, хотя для этого вам придется очень постараться и многому научиться. Но пока рабыни – хорошее определение.

– Угу. – Она подумала секунду, а затем спросила: – Почему вы не хотите полюбить одну из нас? По-вашему мы что, уродки?

– Нет, вы – не уродки, но сейчас у меня на уме другая девочка. Кроме того, прошло много времени, прежде чем Требор решил взять себе женщин.

– У всех мужчин в Земле Родичей больше одной жены?

– У большинства.

– Почему?

– Во-первых, единобрачие равнозначно кастрации и расовому самоубийству. А, во-вторых, раз лишь в Земле Родичей сохранились хорошие Белые мужчины, у них должно быть много детей.

– Единобрачие – это кастрация? – Конфетка была действительно озадачена.

– Сексуальное чувство – мать жажды сражения, а жажда сражения – мать народов. Сексуальное желание мужчин расы, которая стремится выжить, надо разжечь до крайней степени, и это желание нельзя порочить, ослаблять или неверно направлять, – объяснял Эрик.

Их беседу прервало возвращение Веточки и Требора.

Перед тем как они растянулись на раскладушках часика на четыре, Конфетка прошептала Веточке: – Подружка, я должна тебе кое-что рассказать.

– Я тоже, – ответила та.

Обе девочки украдкой посматривали на своих похитителей, особенно на Требора, отмечая его жилистую фигуру и плоский живот. Конфетка вспомнила, как Веточка часто говорила: «Я люблю мужчин без брюха», когда смеялась над Сидом Коэном или каким-нибудь пузатым зрителем во время их представлений во Дворце. Неохотно признаваясь самим себе в сексуальном магнетизме своего нового «владельца», девочки не знали, что испокон веков женщины приспосабливались к своим похитителям и обычно влюблялись в них. Ведь это – просто отражение всей природы, где курица, львица, кобыла или другая самка подчиняется главенствующему самцу, который в борьбе завоевал право на продолжение рода. И ещё они не знали, что ревность жён одного мужчины друг к другу и неестественна и не нужна.