Белые паруса. По путям кораблей - [2]

— Так, — безразличным тоном произнес Костя. — К нам, значит… А раньше где работал?

— Я только недавно в Одессу приехал, — отвечал Михаил. — Из Семихаток.

— Семихатки? — с ироническим удивлением поднял круглую бровь. — Это что ж такое?

— Город, — Михаил не понял иронии. — Завод у нас большой.

— Скажит-т-те, — с совсем откровенной насмешкой процедил Костя. — Каких только мест на белом свете не бывает!

Впрочем, и новый знакомый и Семихатки его не интересуют. Без церемонии повернувшись к Михаилу спиной, обратился к Нине:

— Ну, как, отправились?

Она весело кивнула, в свою очередь спросив Михаила:

— Хочешь с нами на швертботе покататься?

Лоб у Михаила выпуклый, гладкий, ясные глаза. Сейчас они округлились, в них отчетливо проглянула наивность:

— На швертботе? — Слово «швертбот» для него пустой звук.

— Ну да, — показала на стоящее у пирса суденышко. — На этом вот, на «Ястребе».

Михаил осмотрел «Ястреб» с недоумением и некоторой опаской:

— А где весла у него? Или мотор?

Она не смогла удержаться — звонко расхохоталась:

— Вот чудак! Это парусник.

Костя приглашения не поддержал, смотрел в сторону. А теперь ему надоело ждать. Не глядя на нового знакомого, сказал Нине:

— Подымай грот, а я — к дяде Паве за отходом.

Неподалеку от Херсона есть село Голая Пристань. Основали его запорожцы, прогнанные царицей Катькой с Сечи. В истории нашего флота оно не менее знаменито, чем, например, Глазго и Ливерпуль во флоте английском, — несколько столетий подряд Голая Пристань дает России отважных и умелых моряков. Вряд ли найдется советское торговое судно, на котором нет хоть одного «голопристаньского».

Из Голой Пристани происходил родом и дядя Пава — в прошлом моряк дальнего плавания, ныне начальник яхт-клуба и одна из наиболее популярных личностей среди припортового люда. Каждый знал, почему дядя Пава «сошел на берег», — после раны, полученной на знаменитом черноморском транспорте «Львов». А до войны побывал под всеми широтами, плавал с Лухмановым и другими известными капитанами, ходил и на «Товарище» и на «Веге». Но не только бывалость создала дяде Паве авторитет. Все эти матросы, кочегары, докеры, крановщики, водолазы, старшины катеров уважали в человеке твердое слово, честное сердце, верность в дружбе, умение постоять за себя, за товарищей словом и, если требуется, делом. Дядя Пава качествами такими обладал, поэтому у него было много друзей в порту и на судах, маленькая каморка с. табличкой на двери «Начальник яхт-клуба П.Кушниренко» редко оставалась без гостей.

Но в тот час, когда Костя, сперва уважительно постучав, распахнул фанерную дверь начальнического кабинета, дядя Пава сидел один. Удобно откинувшись на спинку корабельного кресла, «принайтованного» — прочно прикрепленного, к полу, он задумался о своем, рассеянно наблюдал за дымом сигареты.

— Отход? — спросил дядя Пава, подняв глаза на вошедшего.

— Да, — в тон ответил Костя, зная, что старый моряк в речах любит краткость.

Дядя Пава сунул сигарету в рот, морщась и жмурясь от дыма, который лез в глаза, достал книгу приходов и отходов. Сжимая ручку с пером так, будто это боцманская спайка, сделал запись — «Ястреб» отправляется в плавание, и сказал:

— Давай. Надолго?

— Не, под берегом покручусь.

— За небом смотри. Парит слишком. Как бы шквал не сорвался.

— Э, не впервой, — беспечно махнул рукой Костя.

Самоуверенный ответ дяде Паве не понравился. Густые брови пенькового цвета нахохлились, добрые глаза сразу стали отчужденными.

— За небом следи, говорю, — тверже повторил дядя Пава.

— Есть! — официальным тоном ответил Костя.

— Иди!

Костя повернулся и ушел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Выйдя из павильона на пирс, Костя сделался свидетелем, даже виновником, необычной для яхт-клуба сцены.

На «Ястребе» два паруса: передний, поменьше, называемый стакселем, и второй — грот. Оба Нина поставила и сейчас сматывала в бухту грота-фал, снасть, которой поднимают грот. Девушка уговорила Михаила войти в компанию, и тот решил перебраться с пристани на корму «Ястреба», до которой было метра полтора.

Только хотел прыгнуть, как Костя закричал:

— Куда в ботинках! Куда!

Михаил пытался остановиться, но не смог. Неуклюже взмахнув руками, как курица крыльями, обрушился на тонкую палубу спортивного суденышка.

На беду ветер перебросил с борта на борт гик — деревянную рею, к которой прикрепляется нижняя часть паруса. Гик сбил еще не нашедшего равновесия Михаила с палубы. Все-таки парень в последний момент успел ухватиться за гик, повиснуть. Ноги его по колени погрузились в воду, широкое наивное лицо выражало страх и растерянность. Когда Михаил понял, что особенно бояться нечего, оно стало грустным — горе-моряк не мог сообразить, как выпутаться из неожиданной беды.

Кусая губы, давясь от смеха, Нина за гика-шкот — тонкий пропущенный через блоки трос для управления парусом — подтянула Михаила, помогла взобраться на швертбот.

Легким, пружинистым прыжком очутился на «Ястребе» Костя. Босые подошвы его как бы прилипли к палубе, даже не скользнув по ее гладкой поверхности. Костя осмотрел то место, куда шлепнулся Михаил. На коричневых любовно отполированных досках появились две глубокие царапины. Костя потрогал каждую указательным пальцем. Ничего не сказал, но молчание было красноречивее слов. Михаил побагровел, низко наклонившись, начал выжимать брюки. Чувствовал себя несчастным.