Белые ночи. Гражданские песни - [4]
С тоскою в сердце беспредельной.
И старцев робкий сонм… Запуганы давно,
Без добродетелей, без веры,
Собою лишь живя, они всем льстят равно,
Гражданской немощи примеры.
А там, вдали — его, титана, что к земле
Прикован мстительной судьбою
И, вместо коршунов, снедаем в сонной мгле
Невежеством и нищетою.
Кто знает, может быть, уже давно титан
Забыл свое происхожденье,
И жалобы забыл и, ослабев от ран,
Дряхлеет молча в заточенье…
Но нет, о скорбное перо, остановись,
И сердце, в грусти безысходной,
Пред тайной высшею смиренно преклонись,
Когда бессилен ум холодный……
……………………..
Прощай, прощай, страна невыплаканных слез,
Страна порывов неоглядных,
Сил неразбуженных, неисполнимых грез,
Страна загадок неразгадных:
Страна безмолвия и громкой суеты,
Страна испуга и задора,
Страна терпения и дерзостной мечты,
Страна неволи и простора;
Страна больных детей, беспечных стариков,
Веселья, мрачного, как тризна,
Ненужных слез и жертв, бесцельных дел и слов,
Прощай, о сфинкс! Прощай, отчизна!..
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Холмы за холмами теснятся кругом;
В туманах синеют вершины;
Вдали, за рекой, на утесе крутом,
Сверкают на солнце руины.
Желтея, извилистый Рейн предо мной,
Как озеро, тихо струится
И в берег отзывчивый мутной волной
С задумчивой ленью стучится.
И долго над Рейном седым я сижу
В объятиях сладкой истомы.
Вдруг образ мелькнул… Я невольно дрожу, —
Мне слышится голос знакомый.
Не берег то шепчется с сонной рекой,
Не ветер кустами играет:
То совести голос — и жгучей тоской
Объята, душа замирает…
«Быстро река многоводная
В крае полночном течет,
Волны лазурно-холодные
В море чужое несет
……………..
На берега оживленные
Мрачно твердыня глядит.
……………..
Скован язык негодующий,
Скованы крылья мечты…
Что же, о странник тоскующий,
Там не томишься и ты?»
В туманы закутавшись, дремлют холмы.
Играет свет месяца с тучкою белой.
В сосновую рощу, в объятия тьмы,
Вхожу я стопою несмелой.
Высокие сосны безмолвно грустят,
О чем? — может, месяц проведал украдкой.
Какие-то тени кругом шелестят.
И тихо, и жутко, и сладко…
Иду — замирают шаги. Впереди —
Чу! — шорох приветный: лепечут березы.
Иду и молчу. Накипают в груди
Счастливые, детские слезы.
Но голос раздался — исчезли мечты…
Не ветер играет с вершиной высокой:
То совесть, грозя из ночной темноты,
Мне жгучие шепчет упреки:
……………………
«Близко от моря холодного
Город — кладбище лежит.
Пахарей поля бесплодного
В избах-гробах он хранит.
Волны, снегами покрытые,
Сном очарованным спят.
Мечутся вьюги сердитые,
Стелются тундры открытые,
Мрачные боры шумят.
Дни, словно тучи бесцветные,
Тянутся в снежной глуши…
Где вы, мечтанья приветные,
Где вы, друзья беззаветные,
Где вы, о силы души?» —
«Стынут мечты животворные,
Дремлет душа… А друзья? —
Спят по гробам непокорные.
А малодушно притворные
Рейн воспевают, грустя…»
Страшный день сегодня… Там в душе смущенной
Раздаются звуки песни похоронной.
Кто-то беспощадный приговор читает…
Кто-то плачет тихо… Кто-то умирает…
Сам ли виноват я, рок ли так сложился,
Но клянусь, что к правде я всю жизнь стремился.
Что ж брожу без цели, как старик отживший?..
О, прости, товарищ — ты, свой долг свершивший!
Страшный день сегодня… Там, в душе смущенной,
Раздаются звуки песни похоронной.
Знаю: это совесть приговор читает…
Это юность плачет, счастье умирает…
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
Я целый день бродил среди руин,
Читал веков истертые страницы,
Смотрел в глаза слепой, безмолвной Смерти
И в них искал разгадку прошлой жизни.
И всякий раз, как легкий ветерок
Усталого лица касался нежно,
Казалось мне, что слышу я дыханье
Истории, подкравшейся незримо.
Я с камнями беседовал. Клянусь,
Что ни один араб подвижно-пылкий
И ни одна медлительная няня
Не ведают так много сказок страшных.
Взволнованный, усталый, подошел
Я под вечер к руинам Колизея,
В лучах зари приветно трепетавшим.
В его стенах, в забытом переходе,
Я лег в траву и, головой склонившись
На капитель поверженной колонны,
О виденном задумался глубоко.
И чуткий сон ко мне подкрался тихо, —
Тот чуткий сон, когда душа порхает
Меж двух миров, одним крылом объемля
Мир смутных грез, действительность — другим,
Сливая их в гармонии живой.
И видел я: печальный, бледный призрак
Из глубины развалин показался
И, надо мной склонясь, промолвил тихо:
«В моих чертах, ты видишь, скорбь разлита…
Как не скорбеть! Я — дух развалин этих.
И там, где ты нашел обломки камней —
Не трупа прах, а прах гробницы трупа —
Там видел я свободу, блеск и силу.
Вот, посмотри, у статуи безрукой
Разбитый лик как черен и уродлив!
Богиней был обломок этот. Видел
Я дивные черты её, когда
Они, еще не воплотившись в мрамор,
Лишь реяли пред взором ослепленным
Художника, застывшего от счастья.
В тот миг я сам в его бессмертье верил…
Здесь видел я по мраморным ступеням,
Которых след исчез, как разливались
Народа волны шумно. Кто б сказал,
Что навсегда они иссякнуть могут?..
Мой взор всегда к былому обращен.
Оно прошло и — не вернется снова,
Как в душу старца первой страсти трепет,
Как на мои уста улыбка счастья…»
«Но ты, скажи, о чем и ты скорбишь?
Зачем вдали от родины блуждаешь,
Зачем о ней ты плачешь безутешно?
Где ты нашел в своей стране родной
Развалины минувшего величья,
Гробницы сил изжитых, дум погасших,
Священный прах свободы умерщвленной,
Настоящий сборник объединяет ряд малоизученных поэтических имен конца XIX века. В их числе: А. Голенищев-Кутузов, С. Андреевский, Д. Цертелев, К. Льдов, М. Лохвицкая, Н. Минский, Д. Шестаков, А. Коринфский, П. Бутурлин, А. Будищев и др. Их произведения не собирались воедино и не входили в отдельные книги Большой серии. Между тем без творчества этих писателей невозможно представить один из наиболее сложных периодов в истории русской поэзии.Вступительная статья к сборнику и биографические справки, предпосланные подборкам произведений каждого поэта, дают широкое представление о литературных течениях последней трети XIX века и о разнообразных литературных судьбах русских поэтов того времени.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.