Белые ночи. Гражданские песни - [24]

Шрифт
Интервал

А в нем, в его груди, в мозгу текли потоки

Зловещих дум и слов, страданий неземных.

Он руки вверх простер. Как стаи птиц ночных

Слетали с уст его проклятья и упреки.

Молчанья долгие века,

Скитаний тщетных труд кровавый,

Надежд поруганных тоска, —

Все рвалось из души потоком жгучей лавы.

И этот стон души перед лицом небес

Ему напомнил день, навеки незабвенный.

Вновь в памяти его тот страшный час воскрес,

Когда перед его порогом шел смиренный

Друг страждущих, с венцом терновым на челе

И был отвергнут им и проклял в нем гордыню:

— «За то что ты отверг небесную святыню

Броди, пока найдешь святыню на земле».

Тысячелетие одно промчалось мимо,

Другое близится к концу, но древних лет

Проклятье божие горит неугасимо,

И нет раскаянья, и милосердья нет.

И Агасфер стонал:

— «Зачем на шумный торг

Явился я опять? Какое утешенье,

Что ум людей окреп, что, хитрый, он исторг

У мира мертвого немногих тайн решенье?

Что молнии теперь им светят по ночам?

Что облака они впрягают в колесницы?

В сердцах их — вот где тьма гробницы!

И этот пышный век похож на древний храм

Египетских жрецов: снаружи блеск чертога,

Внутри — торжественно моления звучат.

Но там, в святилище, но там на месте Бога,

Но там под алтарем сидит священный гад.

Земной неправдою измучен, я тоскую

Я смерть зову, но смерть, являясь, говорит:

„Нашел ли правду ты земную?“

И снова от меня со смехом прочь бежит.

А я, чтобы обресть желанный сон могилы,

Я снова в поиски за правдою иду.

Я, как больной, что мечется в бреду,

В болезни почерпаю силы.

Мое бессмертие растет

С моим отчаянием вместе.

Он распят был лишь раз. Меня ж голгофа ждет

Во всякий час, на всяком месте».

Так Агасфер стонал, кляня судьбу и мир.

Он призывал хаос, он вопиял о мщеньи

За долгие века скитаний и мучений.

И звезды меркли и эфир

От слов безумных содрогался,

И мрак на землю надвигался,

И, наконец, умолк старик.

Но лишь в немую ночь последний канул крик,

Вдруг свет иль света отблеск рдяный

Зажег полночные туманы,

И крыльев слышен стал полет.

Кто этот демон? Он растет,

Окутан облаком багровым,

Он каждый миг со взмахом новым

Глазам все кажется страшней.

В руках два факела дымятся.

Извивы пламенных кудрей

Вкруг головы его змеятся.

Он весь в огне. Лишь мрачный взор

Сверкает молниею черной.

Откуда мчится он тлетворный?

Кому несет он приговор?

— Кто ты? — спросил старик.

Голос

Я — гений разрушенья.

Агасфер

О сладкие слова! О, голос утешенья!

Голос

Все то, что жизнь чертит заботливым перстом,

Стираю в миг один я пламенным крылом.

Я по вселенной мчусь, в огонь и дым одетый.

Агасфер

Твои слова душе отрадней пенья сфер.

Голос

Мне покоряются стихии и планеты

Все, кроме лишь тебя, бессмертный Агасфер,

О, правды ищущий!

Агасфер

За то что, дух суровый,

Ты пожалел меня, о будь благословен!

Разрушь мою тюрьму, разбей мои оковы, —

И пусть окончится тысячелетний плен.

Устал скитаться я в пустыню из пустыни,

Устал то проклинать, что проклято давно.

Сотри наш праздный мир, как грязное пятно.

Нет правды, нет любви, нет цели, нет святыни.

Довольно. Разомкни бесцельный этот круг.

Как язва, страждет ум и сердце наболело.

Мне каждый запах, луч и звук

Червями кажутся, вползающими в тело.

Вот город. Сколько раз я подходил к нему,

Надеясь, веруя, мечтая.

Клянусь, отрадней мне встречать безлюдье, тьму,

Пускай зверей свирепых стая

В открытой ярости дерутся меж собой

На улицах немых, вдоль площадей пустынных,

Чем снова видеть ложь, в роскошных ризах длинных,

Идущую по ним уверенной стопой,

Ложь, окруженную толпой седых преданий,

Защитницу искусств, хранительницу знаний,

Ложь, умертвившую сестру,

Чтобы украсть ее одежды,

Ложь, храм воздвигшую добру

И кротким гениям надежды,

Ложь, возмущенную неправдою земной,

Грехи карающую строго,

Ложь, громко ищущую Бога.

О, сжалься, сжалься надо мной!

Голос

Смотри: я факел свой на землю опрокину.

Земля зажжется, как костер.

И Агасфер кругом обводит жадный взор

И видит гибели отрадную картину…

Пахнул невыносимый зной.

Все почернело, задымилось.

Волнистой рдяной пеленой

На землю небо опустилось.

Зловещий вид! Вся даль полна

Огня и мглы, освещена

Дрожащим заревом пожара.

Вода, что кровь, кипит в реке.

Встают вблизи и вдалеке

Туманы рдеющего пара,

И пламя вьется от холмов,

Как от бесчисленных костров.

Он видит город — пасть геенны.

Там тени красные, смятенны,

По красным улицам бегут,

Там крики тщетные растут.

И вдруг весь воздух содрогнулся

И вспыхнул надо всей землей,

Как лен, пропитанный смолой…

И с воплем Агасфер проснулся.

ПЕРЕД СФИНКСОМ

Ночь. Агасфер, усталый, проходит через большой город и останавливается перед одним из украшающих его сфинксов.

Агасфер

А, старый друг! Как я, бессмертный и единый,

Кто старше здесь, чем я! Привет тебе, привет.

Меня узнал ли ты? На лбу моем морщины

Все глубже, что ни век. Тебя ж суровый след

Столетий пощадил. Как средь пустыни знойной,

Где создала тебя загадка мудрецов,

Так здесь, в чужом краю, в столице беспокойной,

Служа тщеславию глупцов,

Безмолвно ты глядишь, объятый думой вещей,

Пугая дух и взор улыбкою зловещей.

О, брат мой по судъбе! Неумолимый рок

Обоих в судьи нас избрал своих деяний.

Вкруг нас волнуется истории поток

И люди, опьянев от счастья иль страданий,

Бегут, как призраки. Лишь только мы с тобой

Глядим, как две скалы, на трепет влаги зыбкой,


Еще от автора Николай Максимович Минский
Генрик Ибсен. Его жизнь и литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Поэты 1880–1890-х годов

Настоящий сборник объединяет ряд малоизученных поэтических имен конца XIX века. В их числе: А. Голенищев-Кутузов, С. Андреевский, Д. Цертелев, К. Льдов, М. Лохвицкая, Н. Минский, Д. Шестаков, А. Коринфский, П. Бутурлин, А. Будищев и др. Их произведения не собирались воедино и не входили в отдельные книги Большой серии. Между тем без творчества этих писателей невозможно представить один из наиболее сложных периодов в истории русской поэзии.Вступительная статья к сборнику и биографические справки, предпосланные подборкам произведений каждого поэта, дают широкое представление о литературных течениях последней трети XIX века и о разнообразных литературных судьбах русских поэтов того времени.