Белые Мыши на Белом Снегу - [18]

И вот - я хороший, пытался спасти чужое имущество, остановить преступника, и меня покалечили. Даже жертва моя теперь мне сочувствует, что уж говорить о Полине!..

- Спасибо, - обворованный сердечно пожал мне руку. - Вот оно как вышло... Я уж жалею, что купил эту проклятую куртку! Продавщица как-то подтолкнула, мол берите, а то магазин скоро закроется... Наверное, надо было просто уйти. И с вами ничего бы не случилось. Вы знаете, ведь не в куртке дело, а в том, что у нас вот так, запросто, грабят людей, и это должно прекратиться!.. А вора-то я толком не видел. Пальто, шапка... Лицо вроде небритое...

Я чудом удержался от того, чтобы не провести после этих слов ладонями по своим щекам, но все-таки этого не сделал, даже руки не дернулись. Еще одно побочное действие "пелены" - теперь при составлении словесного портрета преступника этот человек будет инстинктивно описывать кого-то, на меня принципиально непохожего. Я был в этом уверен. "Папа" рассказал мне столько подобных случаев, что сомневаться не приходилось. Человеческая психология - очень интересная штука.

- Я считаю, - прервал мои мысли Голес, - что тут действует хорошо организованная банда, и ваша куртка - это не единичный случай, а только часть общей картины. Завтра я походатайствую, чтобы эти два дела были слиты в одно. Привлечем новых людей... И мы поймаем этих выродков.

Обворованный кивнул и снова повернулся ко мне. Его привлекало мое лицо с белой марлевой заплаткой на месте глаза, и я видел, что он хочет отблагодарить, но не знает, как. Не исключено, что никогда в жизни он не сталкивался с проявлениями чужого благородства, и неважно, что и теперь благородство оказалось фальшивкой. Главное, он в эту фальшивку свято верит.

- Давайте, уйдем, - неуверенно предложил он. - Все равно до завтра ничего не выяснится... Как вы считаете, товарищ дознаватель?

- Да! - Голес буквально просиял. - До завтра, конечно, вряд ли. Приходите к девяти тридцати, я уже успею допросить продавщицу. Может, и вы что-то вспомните. А вот вас, - он посмотрел на меня, - я бы попросил задержаться. Хочу прямо сейчас составить описание вора, пока, так сказать, горячо.

- Но почему ему тоже нельзя подойти завтра? - неожиданно возмутился обворованный. - Допустим, вместе со мной?

- Он забудет подробности! - дознаватель отпер массивный коричневый сейф, достал пачку каких-то листков и сел писать.

Я решил подыграть - просто потому, что так подсказывал мой внутренний голос.

- Товарищ дознаватель, там было практически темно. Я увидел, как он выбегает из магазина с курткой, и погнался за ним. В том районе фонари стоят редко, поэтому получилось, что я схватил его на неосвещенном участке... Помню только - пальто серое или черное, меховая шапка... Что касается лица - увы.

Голес тяжело вздохнул и убрал бумаги обратно:

- Хорошо. Уговорили. Приходите утром, можете и вместе, если хотите. Я распоряжусь, чтобы вас пропустили на вахте.

Мы, все трое, двинулись к двери, и тут я остановился, вспомнив:

- Ох... а я не могу завтра, мне в санчасть надо, на комиссию записаться...

- Прекратите, товарищ! - обворованный с дружеской досадой дернул меня за рукав свитера. - О комиссии можете не думать, я все устрою. Знаете, где я работаю?

- Где? - спросили мы хором с Полиной.

- В спецгородке, - чуть улыбнувшись, ответил он.

Полина понимающе кивнула и сделала движение к двери. Я переспросил:

- В спецгородке? Ну и что?..

И он, и дознаватель засмеялись. Это было как-то раздражающе непонятно, поэтому я решился уточнить:

- Ну, у вас есть связи на комиссии, вы хотите сказать?

Обворованный похлопал меня по плечу:

- Вы удивительно наивны, и это говорит только о том, что вы - хороший человек. Не смущайтесь. То, что вы не слышали слухов и сплетен о спецгородке и не знаете, что там происходит - замечательно. Ведь люди, не зараженные проказой, ничего не знают о лепрозориях, и никто их за это не осуждает... А что касается комиссии - то она просто находится у нас, мы - это и есть комиссия. Так что завтра же зеленая карточка у вас будет.

Я обрадовался, и все это заметили. Не люблю очередей, записей, толкотни и прочего, связанного с санчастью. В детстве меня так часто водили в это унылое, затхлое, провонявшее медикаментами учреждение, что любая возможность не идти туда казалась счастьем.

Дверь кабинета закрылась за нами, и Полина сказала:

- Ну, мне пора. Спасибо, Эрик, с вами было замечательно. И вы, бедняжка, даже не сказали мне про вора, сочинили зачем-то всю эту историю с проволокой... Никогда не надо скрывать правду. Даже хорошо, что вы пришли сюда со мной, теперь, может быть, они скорее поймают бандитов.

Обворованный улыбнулся:

- Вас зовут Эрик? Очень приятно. Трубин, - он поклонился, - Иосиф Трубин. А вас, милая, как звать?

- Полина, - сказала девушка.

- Куда же вы собрались?

- У меня пропала... ммм... родственница. Она старая. В магазин пошла и не вернулась. Утром я приду сюда писать заявление, а сейчас похожу еще, поищу, может, где-то и...

- Ночью? Фактически ночью? - удивился Трубин. - И это после того, как вы узнали о банде?.. Нет, деточка, давайте уж без самодеятельности, - он твердо взял девушку под руку. - Какие у нас все-таки самоотверженные люди, я просто диву даюсь! Что Эрик, что - вы. Пойдемте. Никаких сегодня поисков, я вам не разрешаю.