Белые мыши - [34]

Я Фрэду нравлюсь. Не знаю уж, чем я заслужил его дружбу. Чувство юмора у него суховатое, но таково же оно у Биби и Луизы, и то, что я его понимаю, вовсе не обязательно свидетельствует о существовании между нами каких-то особых уз. Когда Фрэд встревает в разговор сидящих за соседним столом сноубордистов, он важно кивает, расспрашивая их о «сальто-родео», «подхватах» и «группировке», — сыплет терминами с такой легкостью, что его собеседникам и в голову не приходит, будто он и понятия-то не имеет, о чем говорит. Завершив беседу, Фрэд пожимает плечами и поворачивается к нам троим. А мы, давясь хохотом, кусаем салфетки. В конце концов, я принимаю дружбу Фрэда такой, какова она есть, — ему просто-напросто нравится общество покладистых людей.

Я говорю Фрэду, что мой друг, Стэн, пришелся бы ему по душе.

Мы решаем пройтись до виллы пешком — это всего мили две; девушки уже укатили вперед на «рейндж-ровере». Фрэд идет не спеша, широко расставляя ноги, чтобы не подскользнуться на негусто посыпанной солью просеке. Идти с ним мне приятно, но я предпочел бы, чтобы он немного поторопился. Я начинаю мерзнуть, а он одет куда теплее меня — в пальто, в перчатках.

— Как твой приятель? — спрашивает он. — Его выпустили?

Ну, уж это-то Фрэду лучше знать. Он же следит за развитием дела — из-за страховки. Сообщаю, что Стэн уже вернулся в Лондон, в колледж. На прошлой неделе я пару раз разговаривал с ним. Правда, с тех пор я посадил батарейку его мобильника, так что он больше не может звонить мне и меня укорять. Да ему и не пришлось особенно стараться, чтобы я почувствовал себя виноватым в его аресте. Мне следовало дождаться его в институте. Однако и в этом случае мы могли бы разминуться. Судя по всему, Стэн, прежде чем заблудиться в коридорах, вошел в здание через задний ход. Оправдывался он тем, что не знал, на каком этаже находится кровельная терраса. Я спросил его — а на каком она обычно находится? Поинтересовался я и временем происшествия. Поскольку у меня такое ощущение, что все это было после показа, даром что начали мы его с большим опозданием.

Стэн пообещал мне только одно — матери наши о случившемся в Париже ничего не узнают. Моя и так уж обеспокоена тем, что я прогуливаю колледж. Это несмотря на то, что винить во всем ей следовало бы Луизу, которая меня сюда затащила. При каждом нашем разговоре я порываюсь позвать сестру к телефону, но мама говорить с ней не хочет.

Фрэд выслушивает меня. Он не понимает только одного:

— Почему твой друг, когда его арестовали, тащил одежду на голове?

— По-твоему, это не забавно?

Фрэд морщится, задумываясь, фары проезжающих мимо машин заливают его лицо оранжевым светом.

— Может, и забавно. Хотя, если бы он еще пел при этом…

И запевает сам, без слов — «бом, бом, бом» — безумную народную мелодию, ускоряющуюся с каждым повтором. Он еще и приплясывает между колеями, оставленными в снегу машинами, и наплечная сумка ритмично похлопывает его по бедрам.

— Не думаю, чтобы Стэн это спел, — говорю я.

— Как знать. Мелодия популярная.

— На свадьбах мафии.

— А, так вот где я ее слышал. — Фрэд хлопает себя по лбу. — Начало «Крестного отца», правильно?

Мы срезаем путь по лесу, направляясь прямиком к светящимся за деревьями огням виллы. Фрэд подбирает крепкую палку, колотит ею по стволам попадающихся навстречу елей, осыпая меня снегом. Я ухитряюсь оставаться сухим, замедляя ход и припускаясь бежать между ударами.

Удалившись от Фрэда на безопасное расстояние, я спрашиваю:

— Что ты сделал с пистолетом?

— А как по-твоему, что? Передал властям? — Он отбрасывает палку и бьет перчаткой о перчатку, стряхивая с них снег. — Полиции это, пожалуй, понравилось бы, особенно сразу после ограбления.

Да уж, вопросов к Фрэду у нее, верно, прибавилось бы.

— Так он еще у тебя? — спрашиваю я.

— У меня. — Фрэд снимает с плеча сумку и вытаскивает пухлый конверт. Окна зимнего сада Осано дают достаточно света, чтобы я смог разглядеть пистолет.

— Как же ты протащил его через службу безопасности аэропорта?

— Он был в багаже. Я про него забыл, а те его не обнаружили.

Я вспоминаю, как осторожно вел себя Фрэд на швейцарской таможне, как настаивал, что займется всем сам. Не верю я, что он забыл о пистолете. Сую руку в конверт, касаюсь пистолета, вспоминая, каким он мне показался тяжелым. Чем дольше я таскал его с собой, тем тяжелее он становился.

— Ты когда-нибудь из пистолета стрелял? — спрашивает Фрэд.

Никогда. Я качаю головой.

— Ну так попробуй.

Мне кажется, не стоит. Но Фрэд говорит:

— Да почему же нет? Мы за городом, никто не узнает.

Я вытаскиваю пистолет из конверта. Затем достаю обойму. Она аккуратно встает на место, как ей и положено, совсем как в кино.

Смотрю за деревья. В зимнем саду движутся люди, и хоть отсюда их не разглядеть, я знаю, это Осано, Биби и Луиза.

Я поднимаю ствол вверх.

— А куда стрелять?

— Не в меня и не в сторону дома. Весь остальной лес в твоем распоряжении.

Я целюсь в ближайшее дерево. Но тут же думаю, что оно, пожалуй, слишком близко — вдруг пуля отрикошетит в нас. Слегка подогнув колени, беру на мушку другой ствол, подальше. Пистолет слишком тяжел. Я меняю позу и берусь за рукоять обеими руками.