«Белые линии» - [161]

— Послушайте, что такое «государственный служащий»? Вы работаете в налоговой инспекции?

Зал, развеселившись, загоготал. Земан проглотил эту пилюлю, постарался взять себя в руки. Он уже раскусил игру судьи на популярность. По одной этой фразе Земану, однако, стало ясно, что обстановка здесь гораздо хуже, чем он ожидал. Более того, за его спиной вспыхнул яркий источник света и застрекотала камера. Он быстро оглянулся и увидел редактора Неблехову с кинооператором, которые, разумеется, запечатлели эту «сенсацию» дня для телевидения.

Отвечая на вопрос судьи, Земан твердым голосом четко заявил:

— Нет! Я майор чехословацкой безопасности.

Судья иронически спросил:

— А какой? Государственной?

Зал снова пришел в возбуждение. Земан решительно ответил:

— Я знаю только одну безопасность, пан председатель. Я майор Корпуса национальной безопасности.

— Хорошо, как вам угодно. — Судья повернулся к протоколисту: — Зафиксируйте это, пожалуйста. И отметьте, что личность свидетеля была надлежащим образом установлена, данные сверены по паспорту. — Вернув Земану документ, судья продолжал: — Считаю своим долгом предупредить вас, пан свидетель, что вы можете отказаться давать свидетельские показания в том случае, если считаете, что ваши показания повлекут за собой преследование в уголовном порядке вас или особы, вам близкой. Все понятно?

— Да.

— Хочу вас далее предупредить, что за ложные показания вы будете привлечены к уголовной ответственности. Вы поняли?

— Да.

— И наконец, я должен вас спросить, нет ли у вас замечаний по составу суда?

Земан посмотрел на Чадека и Голы, слегка усмехнулся и ответил:

— Нет.

— Если вас интересует, какие общественные институты они представляют, могу вам сообщить, что пан инженер Чадек представляет К-231, а пан профессор Голы — клуб активных беспартийных[39]. Этого вам достаточно?

Земан кивнул:

— Благодарю.

— Значит, у вас нет замечаний по составу суда?

— Нет. Для меня это, наоборот, удобнее. Мы близко знакомы. Пана инженера Чадека я арестовывал в 1948 году, а пана профессора Голы чуть было не арестовал в прошлом году.

После этого иронического замечания Земана публика взбесилась. Судья вынужден был долго звонить, прежде чем зал успокоился, а после этого резким тоном сделал Земану замечание:

— Оставьте эти отступления от темы, пан свидетель, суд они не интересуют. Вас пригласили для того, чтобы вы отвечали нам только на поставленные вопросы.

— Да, спрашивайте, пан председатель!

— Расскажите, какова ваша роль и степень участия в так называемых планицких событиях?

— В 1953 году по приказанию вышестоящих инстанций министерства внутренних дел я приехал в Планице, чтобы расследовать дело, связанное с серией пожаров и саботажем, выразившимся в порче имущества, построек и инвентаря...

Для Земана это было привычным делом. Он говорил с военной точностью, по-деловому, невозмутимо, буквально по минутам излагал хронологию планицкого дела. Однако это давалось ему с трудом, потому что, несмотря на все его попытки воспрепятствовать этому, в голове его опять начали проноситься апокалиптические картины. Они казались выцветшими и пожелтевшими, как старые фотографии, но обладали такой силой воздействия, что его целиком поглотила особая, неестественная тишина, отключившая его от всего этого враждебного шума, душного, разъяренного зала суда, от стука пишущих машинок и его собственного монотонного голоса. Он снова видел перед собой лампы в жестяных абажурах, тускло светившие десятки лет над партами школьников. Эти лампы освещали немую сцену в духе шекспировских трагедий: возле стены лежали четыре активиста планицкого национального комитета — Мутл, Томан, Бабицкий и Вчелак. На стенах и на обшарпанном полу сельской школы виднелись кровавые пятна... В дверях застыли неподвижные, как статуи, Житный, Матыс, Шандова, жена директора школы, три члена опергруппы... Потом в полумраке дверного проема возникла Бланка. Ее лицо было неподвижно. Она не плакала, только безмолвно, не отрываясь, смотрела на пол возле стены. Нет, она еще не верила происшедшему и шла шаг за шагом вперед. У стены она остановилась и опустилась на колени, приподняла голову Карела Мутла. Земан видел только его затылок да горящие, удивленные глаза Бланки. Тогда он не мог ее утешить ни словом, ни жестом, потому что сам едва сдерживал слезы скорби и гнева... Резкий, скрипучий голос судьи вернул его к действительности:

— Вы уверены, пан свидетель, что с исполнением ваших тогдашних обязанностей в Планице было все законно?

Земан опять стоял посреди шумною, неприветливого зала суда, как бы придавленного низким потолком. Девица в джинсах все еще целовалась со своим волосатым студентом. Земан решил, что, по-видимому, рассказывал он не слишком интересно, и заставил себя сказать:

— Да, пан председатель!

— Вы приехали на расследование в Планице на основании доноса или, скорее, предупреждения, которое вам послал лесник Босак?

— Да, пан председатель!

Судья с иронией в голосе заметил:

— Видите, он вам сообщил сведения, а вы его потом за это повесили. Называется, отблагодарили.

Земан возмущенно воскликнул:

— Так ведь это был убийца, пан председатель! Бывший агент гестапо.