Белые искры снега - [4]

И никакой печати порока в его внешности — может быть, только самые искушенные в человеческих характерах увидят его на дне светло-зеленых глаз.

С внешностью мы немного разобрались, поэтому можно перейти к характеру. О нем, впрочем, я уже говорила. Этот парень несносен: он капризный, очень нервный, хитрый, наглый, самоуверенный, гордый дурак, который всегда хочет быть во всем первым. Однако он почти всегда притворяется — и вполне успешно! — милым, самоотверженным человеком с золотым, невероятно большим сердцем, которое, того и гляди, сейчас начнет выпирать из груди. Его считают творческой личностью, хорошо разбирающимся в искусстве (ведь он еще и художник!), и неформальным лидером, который может вести к победе. И они за ним идут, да. На него надеются и доверяют. Считают, что он умен и интересен.

Мало кто знает, какой этот зеленоглазый парень настоящий. Лишь самый близкий круг общения. И, к сожалению, я вхожу в этот круг — против своей же воли. Увы мне, бедной.

Что же касается его семьи и материального положения — и здесь жизнь его не обделила. Довольно успешные родители, два старших брата, друзья, прекрасный дом, материальные блага, хорошая и стильная одежда, возможность путешествовать и покупать почти все, что захочет молодой человек в его возрасте — все это тоже у него было.

Ну как, можно ли назвать этого человека несчастным? Конечно же, нет. Возможно, вы даже позавидуете ему и захотите жить его же собственной жизнью.

И будьте уверены, если вы скажете нашему мальчику, что он несчастен, он рассмеется вам прямо в лицо. Негромко рассмеется, даже мягко, но со вкусом, как смеются над плохой шуткой те, кто знает толк в юморе, не желая обидеть весельчака-дурака, или же одними уголками тонких губ улыбнется — мягко, успокаивающе, как сумасшедшему, а в душе обзовет парой-тройкой непристойных слов и пошлет по матушке в самые глухие дали планеты.

Наверное, у вас возникает вполне логичный вопрос — зачем же я столько говорю о таком нехорошем и во многом смысле недостойном человеке? Ведь если он мне так сильно не нравится, не нужно обращать на него столько внимания. Да, вы будете правы, но есть кое-что, что заставляет меня постоянно думать и говорить об этой малявке — я все-таки на четыре года старше, что меня жутко радует! И это «кое-что» мне сильно не нравится — ведь избавиться я от этого не могу, сколько бы ни пыталась.

Вы хотите знать, что это? Даже если не хотите, я все равно скажу вам об этом.

Он заставил меня кое-что сделать. Кое-что, о чем я жалею. Очень жалею. До боли в груди.

Он заставил меня влюбиться. Влюбиться в того, кто тебя раздражает, бесит и вообще вызывает один лишь негатив. Только подумайте — влю-бить-ся! Даже звучит отвратительно.

Он заставил меня влюбиться в себя.

И я люблю и ненавижу одновременно. И эти чувства так сильны, что порой мне кажется, что меня разрывает на части. Знаете, как это тяжело? Нет, вы даже не догадываетесь. Ведь перед тем, как прийти к такому ошеломительному выводу — к тому, что я влюблена, мои душа и тело настрадались от него очень сильно. Да-да, вы не ослышались: тело — тоже пострадало. Нет, он не бил меня, даже пальцем не прикоснулся — девушек он не трогает, играет в благородство. И не приставал — в этом плане он тоже весьма щепетилен. Да и зачем ему ко мне приставать, если у него и без меня есть девушки, готовые разделить с ним постель?

Этот лже-ангел сделал кое-кто другое.

Едва я подумала об этом, курить резко захотелось еще сильнее — даже легкие болезненно сжались. Я все так же неслышно встала в кровати и направилась к двери, чтобы оказаться на кухне — но не затем, чтобы найти сигареты (их я благополучно выбросила, от греха подальше), а чтобы попить холодной воды и хоть как-то успокоиться. Не доходя до двери, я вдруг, сама не зная почему, остановилась около огромного, во весь рост, зеркала и посмотрела на свое отражение. Лунного света, проникающего сквозь окно, и ночного сияния спящего города мне хватило для того, чтобы разглядеть свое отражение. Холодная внешность, высокий рост, длинные ноги, стройная фигура с подтянутым животом и уверенным разворотом плеч, всегда привыкших быть прямыми и расправленными, русые волосы с пепельным холодным оттенком — удлиненные и растрепанные, светло-зеленые глаза с темной каемочкой по краю радужек, правильное холеное лицо почти без изъянов — красивое и аккуратное, шрам на скуле, который никогда и никем не считался недостатком.

Из зеркала на меня смотрел тот самый человек, которого я только что так ругала, которого любила и одновременно желала пожать ему шею, вместо руки — крепко так пожать, с силой.

Я вымученно улыбнулась сухими губами — улыбка вышла какой-то изломанной, ненастоящей, и коснулась указательным пальцем ямочки на подбородке — черт возьми, все-таки это лицо очень красиво. И даже начавшая пробиваться щетина не портит его. Его… не мое лицо.

Не выдержав, я вдруг закрыла лицо ладонями — большими, с выпирающими костяшками и длинными пальцами, которыми можно было охватить куда больше клавиш на фортепиано, чем это удавалось мне раньше. Правда, почти тут же я отняла руки от лица — мне показалось, что я прикоснулась к его лицу своими ладонями. Я никогда бы не дотронулась до его лица.