Белые флаги - [49]

– Что тебе, Накашидзе? – вернулась Нуну.

– Ту ночь, перед судом, я и Лимон… Мы не спали… Я спросил Лимона, почему он не спит…

– А он что?

– Сказал, что любит тебя. Так он сказал…

– Спасибо, Накашидзе, ты хороший парень!..

В полдень в мою камеру ввели нового заключенного. Худой, сутуловатый, коротко остриженный, с зеленым туристским рюкзаком в руке, он стал посредине камеры и уставился на меня темными испуганными глазами, как бы ожидая указаний, что ему делать дальше. Я улыбнулся. Он ответил недоверчивой улыбкой. Я продолжал ждать на своей галерке. Он по-прежнему стоял и молчал. Я вспомнил свой первый день в тюрьме. Тогда и я, наверно, выглядел таким же растерянным.

– Ну, что, остался там кто-нибудь? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Остался там кто-нибудь, спрашиваю! – повторил я.

– Где там? – не понял он.

– В Тбилиси!

– Кто?

– Люди!

– Конечно!

– Много?

– Очень!

– И долго ещё они будут, ты не в курсе?

– Как это – долго? А что же с ними станется! – вконец растерялся он.

– Ладно… Карантин лопнул? – спросил я гоном старожила.

– Лопнул!

– А что нового на воле?

– Что именно вас интересует?

– Почем на базаре мясо?

– Дорого!

– А соленые помидоры?

Новичок понял, что я издеваюсь над ним.

– Не знаю! – ответил он обиженно.

– Что слышно про амнистию?

– В карантине говорили – будет амнистия?

– Когда?

– К пятидесятилетию образования СССР.

– В политике разбираешься?

– А что вас интересует?

– Все!

– Знаете, я газеты редко читаю…

– Как дела во Вьетнаме?

– Там война!

– Не может быть! Когда она началась?!

Парень смутился.

– Я больше "Соплис цховреба[45]" читаю… – проговорил он, словно провалившийся на экзамене студент.

Мне стало жаль его.

– Много вас было в карантине?

– Много.

– Куда девались остальные?

– Воров спустили в "спец".

Гм, видно, он прослышал, что особо опасных воров помещают в специальные подвалы, и теперь хочет щегольнуть своими "познаниями".

Парень продолжал:

– Сегодня утром у нас прошлись "шмоном". У меня в "хлеве" были лезвия. Забрали…

"Шмон" – значит обыск. Эге, да он всерьез собирается "купить" меня.

– Как тебя звать? – спросил я.

– Сандро.

– Фамилия?

– Замбахидзе[46].

– Хорошая фамилия.

– Ничего, – согласился он с улыбкой.

– Ляжешь вон там, внизу! – показал я рукой.

– Почему так близко от параши?

– От страха будешь часто мочиться. Тебе же удобнее!

– Столько свободных нар… – сказал он несмело.

– У этих нар свои хозяева…

– Где же они? – удивился он.

– Кто расстрелян, кто сослан, кто умер своей смертью, кто на суде, кто на допросе. Скоро вернутся!

Замбахидзе недоверчиво взглянул на меня, однако ослушаться не посмел и покорно лег на указанное мною место.

– Устал? – спросил я.

– С чего же мне уставать?!

– В таком случае вставай! За лежание в дневное время – карцер!

– А в карантине разрешали…

– Карантин – одно, камера – другое. Слушайся, когда говорят, иначе пожалеешь! – предупредил я. Замбахидзе сел.

– Это что же, весь день так сидеть? – спросил он огорченно.

– До суда. Получишь срок – потом хоть вверх ногами ходи, воля твоя!

– Какой срок? Что за срок? Вы что думаете, на земле правды нет, что ли! – взорвался вдруг Замбахидзе.

– Ты где работал? – спросил я, когда он немного остыл.

– На кожзаводе! Работал и буду работать! – ответил он запальчиво, словно в его аресте был повинен я.

– В чем же тебя обвиняют?

– У, сволочи, аферисты! – Замбахидзе стукнул себя в грудь кулаком.

– Ты это про кого?

– Про директора и начальника АХО, чтоб им провалиться! У них знаешь ведь, как делается! Каждый завцехом ворует кожу, продает и делится с директором и начальником АХО…

– А ты?

– Что – я? Черта с два бы я им дал! Я же не вор!

– Что же у тебя произошло?

– А то, что продали меня с моим местом!

– За сколько?

– Я почем знаю! Вызвал как-то меня директор, предложил уйти с работы по собственному желанию, написать заявление. Что я, дурак? Не стал я писать заявления!

– Молодец!

– Какого черта – молодец! Знаешь, что потом они со мной сделали?

– Знаю.

– Что?

– А вот что: в один прекрасный день тебя задержали в проходной, отвели в кабинет начальника АХО, обыскали в присутствии двух рабочих и нашли у тебя кожу.

– Не нашли, а подбросили!

– Это не имеет значения. Были свидетели.

– Лжесвидетели!

– Неважно. Были свидетели. Потом тебя сфотографировали вместе с украденной кожей и повели к директору. Так ведь?

– Так!

– Директор сидел уткнувшись в газету. Увидев тебя, он встал и удивленно спросил: "В чем дело?" Спросил?

– Спросил, собака!

– Ну вот. Потом начальник АХО ему доложил – так, мол, и так. "Не поверю!" – воскликнул директор. Тогда начальник АХО молча выложил перед ним украденную тобой кожу. Так?

– Так!

– Директор схватился за голову, опустился в свое кресло и долго сокрушенно молчал. Потом он встал и сказал тебе: "Товарищ Замбахидзе, что же это такое? Так-то ты оправдываешь доверие коллектива, доверие партии и правительства? Мы приняли тебя как родного сына, вырастили, вывели на широкую дорогу, дали тебе цех! А ты? Вместо того чтобы честно служить родине, самоотверженно бороться за выполнение заданий пятилетки, экономить каждую копейку и тем самым способствовать развитию этой отрасли легкой промышленности, – что ты делаешь? Воруешь? И у кого? У государства? Нет, Замбахидзе, этого мы тебе не позволим!" Ты хотел что-то возразить, но взволнованный директор не стал слушать и рукой приказал начальнику АХО увести тебя. Так было?