Белые цветы - [123]

Абузар Гиреевич как-то по-особенному сложил губы и после своего обычного «гм-м-м» продолжил:

— Кто был муж этой несчастной женщины, я не знал, а спросить постеснялся. Я видел только ее, мать… Когда ребенок выздоровел, она не знала, как благодарить меня, что пожелать, и очень горевала, что не может принести подарка. Через неделю она снова явилась. Стоит на пороге, прикрыв лицо кончиком платка. Я спросил: «Неужели опять заболел ребенок?» Нет, ребенок вполне здоров, играет со сверстниками, но все же у нее на душе неспокойно. Оказывается, она дала обет отблагодарить меня. И все время жила в страхе, что не выполнила своего обета, и вот она протянула мне горсть медяков, добытых тяжелым трудом. Когда я не взял медяки, она сильно расстроилась, даже затряслась, — может быть, подумала, что я гнушаюсь слишком жалкой подачкой. Но я решительно объяснил ей, что лечу больных бесплатно, что мне ни копейки не надо. Она в это не поверила.

«Ничего на свете не делается бесплатно, — сказала она. — В священных книгах велено и мулле приносить подаяние. Вы хотите пожалеть мою бедность, но бог не простит меня за то, что я не выполнила обета. Грех останется на мне вечно».

Я признал свое бессилие убедить ее, — ведь если ничего не приму, она сочтет себя обиженной, совесть у нее не успокоится. Тогда я сказал: «Коль хотите сделать мне приятное, соберите на берегу Дёмы белых лилий и принесите в подарок моей жене», — Мадина и на Чишме была неразлучна со мной.

Она очень удивилась, — разве цветы считаются подарком? «Вы, доктор, наверно, обманываете меня». Тогда я взял с полки книгу, выбрал потолще и говорю: «Если не верите, прочтите, что написано здесь». Как и следовало ожидать, она была неграмотной. Тогда я сам прочитал ей, сочинив в уме подходящий афоризм: «Цветы — лучший подарок благодарного сердца». Она поверила. Я дал ей рубль, чтобы купила гостинцев ребенку. Она, бедняжка, не знала, что и подумать. Долго стояла в недоумении у нашего крыльца. То посмотрит на деньги, зажатые в ладони, то на наши окна, Потом медленно пошла по улице.

После этого я никогда больше не видел ее. Только по утрам у порога нашего дома мы часто находили белые лилии. Мы с Мадиной были уверены, что цветы приносит эта женщина. И по молчаливому уговору даже не пытались подсмотреть, в какие часы она приходит.

Рассказ не кончился на этом.

— Прошло много лет, — говорил Абузар Гиреевич. — В одной из лекций о врачебной этике я привел этот пример. А когда отмечали мой шестидесятилетний юбилей, студенты подарили мне вот эту штучку. — Абузар Гиреевич развязал кисет и достал изящную стеклянную коробочку. Внутри нее находились белые цветы, изумительно тонко выточенные из слоновой кости. — Какая прелесть! — любовался Абузар Гиреевич. — Прямо как живые! Даже чудится, будто капельки росы блестят на лепестках… Так вот, друзья мои, эти цветы я передаю вам на всю вашу жизнь. Сберегите их чистыми, незапятнанными. Не прельщайтесь никакими другими ценностями! А когда состаритесь, как состарился я, вручите их самому близкому для вас человеку. Только пусть это будет непременно врач. Может, Гульчечек, может, кто другой… — Абузар Гиреевич протянул коробку Гульшагиде. — Теперешние молодые люди могут назвать эту мою выходку странной. Скажут — романтика, сентиментальность… Ну что ж я в юности был романтиком и остался им на всю жизнь. Я и сентиментальность признаю, если знать меру. Ведь даже из змеиного яда при должной дозировке получается ценное лекарство. Вот так. Ну, хватит на сегодня поучений.

На следующий день он уже не был так разговорчив; все грустил и задумывался. А когда вернулась с работы Гульшагида, попросил:

— Привезли бы хоть на денек Гульчечек. Что-то я сильно соскучился по этой шалунье.

Ближайшее же воскресенье девочка провела в семье. Дедушка не мог нарадоваться.

Так и тянулись дни в жизни старого профессора. Однажды еще задолго до окончания работы вернулась домой Гульшагида. С ней — Магира-ханум. Обе были взволнованы.

— Отец, мы за советом к вам, — сказала Гульшагида. — Привезли артиста Николая Максимовича. Состояние очень тяжелое. Опять сердце. Кардиограмма недостаточно характерна… Как думаете?..

Абузар Гиреевич молча начал одеваться. Как его ни просили, он не хотел слушать. Твердил одно:

— Врач должен быть около больного. Я еще не так ослабел, чтобы думать только о себе.

По дороге профессор даже упрекнул невестку:

— Смотри, какой нынче чудесный день, а ты хотела держать меня взаперти.

Ворота больницы были открыты. Абузар Гиреевич взглянул из окна машины на густые кроны старых деревьев, вздымающиеся зеленой горой, перевел взгляд на отдыхающих в тени сада больных, на стройку правого крыла. Машина остановилась у самого подъезда. Словно помолодев, Абузар Гиреевич вошел в больницу. Тепло поздоровался с санитарками, сестрами, врачами, которых давненько не видел в служебной обстановке. Потрепал по плечу выбежавшую навстречу Диляфруз.

Оказывается, собрался целый консилиум — профессор Фаизов, профессор Николаев и другие. Фаизов и Николаев наблюдали последнее время за здоровьем Абузара Гиреевича. Они удивились его появлению, начали было выговаривать ему, но он, нахмурив брови, отрезал: