Белуга - [7]
В другой раз долго и осторожно обходили они крылья невода.
По Волге поднимались и днем и ночью, врожденным чутьем отыскивали суводи и закрутени, жались больше к обрубистым берегам, где меньше хитроумных ловушек, нет речных неводов, плавных режаков…
Но и здесь рыбу поджидала смерть.
Как-то у перекатистой водоверти идущие впереди вожаки судорожно задергались, метнулись в стороны и вмиг были схвачены стальными, жалящими, словно иглы, крючьями.
К лесистым тетюшевским ярам и суводям дошли редкие белуги. Похолодало, сгустилась вода. Белуги залегли в глубокую уямь под глыбистой кручей. Долгая зима ледяным панцирем давила на глубь, скуднела вода, рыба лежала недвижно, словно снулая, неживая, в плотной шубе осклизлого слёна.
К апрельской ростепели с низов пришли весенние косяки – яровые – шустрые, сильные.
И пока перезимовавшие – озимые, выйдя на быстрины и стрежни, смывали с себя слеп, набирались сил, пришлые яровики выметали икру и покатились к низовью, гонимые верховой снеговой водой. Чуть после, закончив икромет, ушла следом и белуга со щербатой щеглой.
С тех давних времен, каждые три-четыре года, набрав икру, шла белуга к волжским верховьям. От той первой беззаботной стайки сеголеток, которая впервые скатывалась в море, осталась она одна. На икромет ходили небольшими косячками в пять – десять голов. Достигали верхов как и всегда немногие. Белуге с рваной скулой везло. Вначале оттого что шла следом за вожаками и гибли чаще всего они. Потом сама, став вожаком, привычными перекатами и приярами с остерегом вела косячок к заветным икрометным каменистым нерестилищам.
Затем исчезли морские невода. И уж совсем стали забывать о снастях крючковых. Но тут вошло в жизнь белуги что-то новое и непостижимое. Далеко до Тетюшей, сразу же за Вольскими перекатами, навалилось на Волгу что-то грохочущее, сокрушающее. С шумом срывались откуда-то сверху мощные потоки воды, суводили, отбрасывали косяки назад. И сколь ни бились рыбы, пройти не смогли, зазимовали в новых необжитых яминах.
А в последнюю, нынешнюю зиму, пришлось залечь уже намного ниже, в Светлоярских омутах, даже не дойдя до створа Ахтубы. Грохочущая лавина воды подошла совсем близко к морю, заслонила далекое и такое нужное верховье…
И если в прежние годы осетровые поднимались до устья Самары, Шоши, ловились в Шексне у Череповца, под Костромой, то отныне их путь по Волге заканчивался у плотины Волгоградской гидростанции.
Заиленные омуты были до отказа набиты белугами, осетрами и севрюгами. Местами они лежали в три-четыре слоя. Белуга с рассеченной скулой упокоилась рано. В конце зимы, оказавшись наполовину замытой илом, с трудом выбралась из тины.
Икромет как обычно начали яровики. Илистое дно огромной котловины, куда с верхового плеса еле доходили водоверти, было покрыто слоем наскоро выметанной икры – слипшейся, гибнущей…
Бесчисленные стайки стерлядей, густеры-белоглазки, язей и разной мелкоты вроде гольцов и пескарей роились тут же, в приглуби, поедая и свежие, и уже с проклюнувшимися глазами икринки.
Белуга донашивала в себе икру. Время от времени устремлялась навстречу снеговой подсвежке, но обессиленная в неравной борьбе с могучими водотоками, скатывалась в кишащую рыбой котловину.
Однажды, передохнув, она пошла правым отлогим краем речной впадины. Сверху до нее доносились стрекотанье гребных винтов, гул работающих двигателей и содроганье могучих корпусов. Белуга, хоронясь от опасности, ушла вглубь и продолжала двигаться против воды.
Так она дошла до осклизлой, покрывшейся зеленью стены и затаилась. Здесь было тихо, как в омуте, и несуводно.
И тут белуге повезло: мшавая стена медленно раздвинулась и она, увидев желто-зеленый проран, метнулась в шлюз.
Едва-едва мужики очухались после такого происшествия, Филипп медленно обвел всех взглядом, будто пытался разгадать мысли каждого, испросил:
– Что делать-то будем?
– Тюрма сажать нада, – горячо откликнулся Усман. Фонарщик Гриша усмехнулся, а Филипп иронически одобрил:
– Это ты как в воду глядел – сажать. Кого хватать-то?
– Уй-бай, – Усман понял, что дал промашку и, чтоб как-то сгладить её, предложил: – Белуг сдавать надо. Мишка-большой и Мишка-маленький звать.
– Насчет инспекторов – верно сказал. Позвать надо, без них как же… – согласился Филипп. Он обернулся к фонарщику: – Гриша, скажи-ка, пущай на метчике сбегают до кордона, позовут инспекторов, так, мол, и так. – И решил: – Без них сдавать но будем…
Гриша зашагал к баркасику-метчику, чтоб передать мотористу наказ начальника тони, а рыбаки будто почувствовали некоторое облегчение от того, что найден какой-то выход, и загалдели.
– А икорки, братцы, хватанул порядком.
– Куш! Ведра три – наверное.
– Ухапил, че там говорить… Только не пойму, зачем рыбину-то в воду?
– Видать, помешал кто…
– Да… вот такая, братцы, самодеятельность.
Незаметно задул верховик-водосгон. Пока вернулся метчик с кордона и пошел на очередной замет, пока дождались инспекторов рыбоохраны, плёс залохматился волнами-беляками. Поскрипывали лодки у причала, зашелестели мелкими листьями ветлы, зашуршали камышинки.
Подошел невод, и на притонке снова воцарилось оживление. Филипп глянул на часы, заспешил в свою боковушку: подошло время по рации связываться с Лебедковым.
Прозаик Адихан Шадрин живет и работает в Астрахани. В большинстве своих рассказов и повестей писатель затрагивает актуальные вопросы экологии и связанный с ними круг нравственно-психологических проблем.В книгу вошли наиболее известные произведения А. Шадрина: «Турган-птица», «Одиночество», «Старая дорога», «Меченый».
Главный герой — начинающий писатель, угодив в аспирантуру, окунается в сатирически-абсурдную атмосферу современной университетской лаборатории. Роман поднимает актуальную тему имитации науки, обнажает неприглядную правду о жизни молодых ученых и крушении их высоких стремлений. Они вынуждены либо приспосабливаться, либо бороться с тоталитарной системой, меняющей на ходу правила игры. Их мятеж заведомо обречен. Однако эта битва — лишь тень вечного Армагеддона, в котором добро не может не победить.
Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!
Знаете ли вы, как звучат мелодии бакинского двора? А где находится край света? Верите ли в Деда Мороза? Не пытались ли войти дважды в одну реку? Ну, признайтесь же: писали письма кумирам? Если это и многое другое вам интересно, книга современной писательницы Ольги Меклер не оставит вас равнодушными. Автор более двадцати лет живет в Израиле, но попрежнему считает, что выразительнее, чем русский язык, человечество ничего так и не создало, поэтому пишет исключительно на нем. Галерея образов и ситуаций, с которыми читателю предстоит познакомиться, создана на основе реальных жизненных историй, поэтому вы будете искренне смеяться и грустить вместе с героями, наверняка узнаете в ком-то из них своих знакомых, а отложив книгу, задумаетесь о жизненных ценностях, душевных качествах, об ответственности за свои поступки.
Александр Телищев-Ферье – молодой французский археолог – посвящает свою жизнь поиску древнего шумерского города Меде, разрушенного наводнением примерно в IV тысячелетии до н. э. Одновременно с раскопками герой пишет книгу по мотивам расшифрованной им рукописи. Два действия разворачиваются параллельно: в Багдаде 2002–2003 гг., незадолго до вторжения войск НАТО, и во времена Шумерской цивилизации. Два мира существуют как будто в зеркальном отражении, в каждом – своя история, в которой переплетаются любовь, дружба, преданность и жажда наживы, ложь, отчаяние.
Книгу, которую вы держите в руках, вполне можно отнести ко многим жанрам. Это и мемуары, причем достаточно редкая их разновидность – с окраины советской страны 70-х годов XX столетия, из столицы Таджикской ССР. С другой стороны, это пронзительные и изящные рассказы о животных – обитателях душанбинского зоопарка, их нравах и судьбах. С третьей – раздумья русского интеллигента, полные трепетного отношения к окружающему нас миру. И наконец – это просто очень интересное и увлекательное чтение, от которого не смогут оторваться ни взрослые, ни дети.
Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.