Беловодье - [68]
Поймали!
Стены быстро сошлись. Ему казалось, что их сдвинул кто-то. Семилеток бешено рванулся в глубь загона и, сильно ударившись о поперечное звено, осел. Поймали!
Вместе с тем, как он остановился, пропала сила и сознание. Подсеклись дрожащие ноги. Марал упал. Упал, как труп.
В загон сбежались люди. Кто-то крепко налег ему на шею, а по ногам забегала шершавая веревка, сильно стягивая их узлом. Не было сил шевельнуться. Свет погас. Его сменила тьма. Она густой завесой отделяла солнце и жизнь, заглушая боль в груди и усыпляя сердце.
Люди бегали, шумели. Они трогали его голову, щекотали в носу, а хозяин метался и кричал:
— Воды, воды! Воды скорее несите!
Ему вторили:
— Воды!
Студеной, обжигающей струей хлынула вода по голове. Еще и еще. Воду лили на голову, на бока, низко наклонялись над дрожащим трупом и снова лили.
Медленно рассеивалась тьма, но сознание вернулось быстро.
Долго лежал Семилеток. Силы понемногу возвращались.
Семилеток вдруг рванулся, вскидывая голову. Но крепко связанные, ноги подвернулись под брюхо и он стукнулся зубами в землю. Рванулся еще и опрокинулся на правый бок. Сейчас же на спину и голову насели мужики. Глаза ему закрыли тряпкой. Чье-то жесткое колено придавило ноздри.
Всю проснувшуюся силу напрягал марал, чтобы сбросить людей, но они впились в него, как волки. Те, что сидели на нем, щемили кожу стальными пальцами, а один держал за уши.
И все это — погоня, бешеная скачка и усталость — все забылось, все потухло, когда ржавая, скрипучая пила скользнула по рогам. Нестерпимой болью отозвался во всем теле этот скрип. Марал судорожно передернулся и глухо взревел. От бессилия или от испуга из груди вырывался отрывистый храп. А хотелось крикнуть полной грудью и всю злобу вылить в этом крике.
Острые зубцы проворно рвали мягкий рог. Сперва один, потом другой. Двумя горячими фонтанами хлестнула кровь. Но к оставшимся пенькам прилипли ртами двое из сидевших на спине. Они громко глотали кровь, не успевали ее проглатывать и захлебывались. Напившись, от стали и сейчас же на кровавые пеньки умелыми руками наложили тряпки с глиной.
Нервной мелкой дрожью вздрагивал марал, но не было огня сопротивления. Он не слышал даже, как ему распутывали ноги. Все лежал и вздрагивал.
С глаз вдруг сдернули повязку и крепко хлестнули кнутом по спине. Марал, оглушенный ударом, вскинул голову и неожиданно для самого себя поднялся на ноги Опять удар — и Семилеток молнией мелькнул через услужливо раздвинутые жерди в сад.
Выскочил, сделал два круга, мотая непривычна легкой головой, и в тупом недоумении остановился перед кучкой мужиков. Мужики смотрели на него в просветы изгороди, тыкали руками в воздух и, громко смеясь, что-то кричали друг другу.
А Санька! Санька поднял с земли тяжелые рога, вышел с ними в сад и, широко расставив ноги, показал маралу. Семилеток замер.
Кровь снова хлынула через повязку, потекла по голове в глаза и в рот, обильно капая на землю.
В гордом сердце вспыхнула пожаром злоба. Дикий, рвущий душу рев раздался по горам.
Семилеток прыгнул в бешенстве на Саньку, стиснул потное лицо зубами и, с силой отбросив, стал наносить жестокие удары острыми передними копытами. Санька неуклюже подбросил ноги и уткнулся головой под кочку, а Семилеток рвал на нем рубаху и, забывая, что рогов уже нет, бил под бока кровавым лбом…
Он не слышал, как хозяин, подбежавши сзади, всадил ему в спину по самый черень широкий тяжелый топор…
Когда подоспели загонщики, перед ними на утоптанной траве лежала окровавленная туша. Алексей с безумными глазами, молча, тянул Саньку из-под брюха марала. А марал лежал грузно на маленьком теле, будто не хотел расстаться с другом.
Семилеток умирал. Умирая, он в последний раз приподнял окровавленную голову и посмотрел кругом.
Потухший взор прощался с темным лесом и с сияющим в бездонной глубине небес горячим солнцем.
