Белорусы: нация Пограничья - [88]

Сочувствие тысячам погибших в устных воспоминаниях переплеталось с обычной крестьянской завистью к более богатым и более умным. Очень возможно, что критика евреев, которая звучала в попытках людей ответить на вопрос о причинах их уничтожения, была только частью прежнего оправдания собственного невмешательства и (чаще всего) молчаливого наблюдения за трагедией холокоста.

Эта трагедия приобрела новые оттенки во время экспедиции в д. Бытень Ивацевичского района Брестской обл. (2006). Бывший партизан, с обидой рассказывал, что спас из местного гетто целую еврейскую семью. А ему за это ничего не заплатили (!?). На реплику, что спасенные, возможно, позднее погибли, рассказал об их гибели, свидетелем которой был:

— Я знаю, дзе яны пагіблі! Толькі гаварыць пра гэта как-та... стыдна... Ix патапілі парцізаны... Быўу нас такой камандзір Гусеў. Адзін, а патом Бабкоў, второй... Бабков лётчык быў. Палучілі указаніе ад генерала Капусты: Сабраць адяўрэяў дзеньгі на танкавую калону. Патаму што ў ix у каждага есць золата... хоць немнога, но есть... Сказаў, не дзеньгі, а сняць всё золата. Ну, яны пробаваліў нашим атрадзе «Савецкая Беларусь»,у «Чапаева» — «Прадстаўляйце золата». — не сдают. [...] ...А тут панадабілася выгнаць літоўцаў, за Піронімам есць такая местнасць — Савічы. Там ізвястковы завод быў. I вот на Савічы пашлі ваяваць нашы. Партызанаў паслалі... А каго напярод? Яўрэяў напярод! Гэтыя два камандзіры — Бабкоў i Гусеў: Яўрэяў напярод!.. Усіх. А яны ж ні плаваць, ні страляць... Мужчыны яшчэ кое как. А тамжа жэншчыны, дзеці... Ix тады многа пагібла. Шчара шырокая там. А Шчару нада перахадзіць, каб патом наступаць. Тыя там страляюць, а тут нада ісці... (житель д. Бытень, 1911 г.рожд.,АС. 2006).

В отношении крестьянского общества к «своим» и «чужим» отчетливо проявлялись усилия людей сохранить и примирить нормы сельского жизненного уклада с обстоятельствами военного времени, а именно с присутствием «чужих» войск, с грабежами и издевательствами, как «чужих», так и «чужих/своих», а в некоторых случаях и «своих». Однако сохранить традиции неприкосновенными оказалось невозможно. «Нормальность» крестьянского мира рушилась под ударами снаружи и изнутри. Ради физического выживания приходилось приносить постоянные жертвы, в том числе жертвовать прежними моральными и религиозными ценностями, что проявилось также в отношении к холокосту.

Жители восточного Пограничья Беларуси охотно рассказывали о повседневной жизни в условиях оккупации. На белорусско-российском Пограничье еще до войны произошла полная коллективизация. Изредка респонденты припоминали отдельных индивидуальных хозяев (термин «кулак» не употреблялся), которые жили очень тяжело, были обложены громадными налогами, но долгое время сопротивлялись вступлению в колхоз. Почти все наши собеседники охотно вспоминали, как сразу же после прихода немцев происходил раздел крестьянской собственности, в первую очередь земли. Обычно земля делилась в зависимости от количества «душ» в семье (чаще всего 10 десятин на «мужскую душу»). На вопрос о том, кто делил землю, чаще отвечали, что это делали сами крестьяне или же немцы, бургомістр, староста. Жители пос. Ленино вспоминали, что первоначально немцы сохранили колхоз и назначили своего «коменданта». Раздел земли оценивался только положительно, хотя большой радости при этом наши собеседники не высказывали:

— Немцы прышлі, дык яны па дварах раздзялілі ўсю колхозную землю. Немцы самі, ну, во старосту выбралі i дзялілі на душу. Во прымер, у етай хаце 5 душ, на пяцярых дзялі. А хлеб, каторы змалацілі абшчэственны каторы, ўсе прыехалі ўвесь выграблі. Тады ж амбары быпі, усё выграблі. А вы сейця, пашыця, абрабатывайце. Кароў раздзялілі, каней па дварах. На душу насіленіяўсё. А патом прыедуць забяруць, на работу надо якую, лес рэзаць, то разработкі дзелалі яшчэ. Сабіраюць i пагналі на работу i не кармілі нічога [...] А што людзі? Жыць то нада, хто пахаў i сеяў, а хто i не пахаў, у каго i бур'ян быў (жительница д. Маслаки, 1918 г.р., B04M.Mas.AMM/ PK.NP).

Земля и разделенный колхозный инвентарь создавали возможность эффективной хозяйственной деятельности. Как свидетельствуют записанные интервью, бедствовали преимущественно одинокие женщины с детьми, которые получили мало земли. Другим хватало произведенных продуктов, чтобы прокормить себя. Особенно не препятствовало даже то, что часть продуктов могли забрать немцы и полиция, а также партизаны.

Население должно было исполнять повинности в пользу оккупационных властей: копать траншеи, ремонтировать дороги, предоставлять подводы для перевозок, заготавливать лес. Кроме того, были введены налоги, и крестьяне должны быи сдавать молоко, свинину, яйца, зерно, шерсть.

Устная история свидетельствует, что на оккупированной территории в денежном обращении были как немецкие марки, так и советские рубли. В деревнях преобладал натуральный обмен, а денежные единицы использовались при расчетах на базарах. Базары были единственным местом, куда люди отправлялись регулярно. Правда, и там не было безопасно, потому что часто проводились облавы.