Белорусские поэты - [10]

«Тутэйшы, — кажу я, — свой чалавек;

Сын бацькі свайго, а бацька дзяцей,

Тут і радзіўся, тут жыву век;

Юркам зваць бацьку, я дык Мацей».

…Ён кіпіць горай, пытаючы, лае,

Крычыць і бъецца, і ў твар штурхае.

«Да хто ты, да хто ты: ці рускі ці не?» [13]

Тут мы встречаемся с беспрестанной сменой ритмической интонации. В первых строках отчетливо ощущается их трехсложная основа, но впечатления «правильности» ритма нет. Далее ритмические колебания становятся еще более резкими. Однако здесь есть своя закономерность — стих организует одинаковое количество ударений в каждой строке, именно Оно и определяет всю его конструкцию. Обращение к тоническому народному стиху было глубоко мотивировано. Так, например, в приведенном выше отрывке мы слышим повествование героя, звучит и его прямая речь, раскрываются его размышления, раздаются реплики его противника. Стремясь передать естественно меняющиеся интонации живой разговорной речи, Богушевич ищет разные средства свободной организации стиха, меняет постоянно и количество слогов в строках, и систему рифмовки, и строфику. Все это, разумеется, далеко от понятия «изящество отделки», зато поэт добивается того, что Богданович определил как «энергию выражения», добивается большой выразительности в передаче строя мыслей и чувств своего героя.

С этой задачей тесно связана и вся образная ткань стиха Богушевича. Мы не встречаем у поэта сложных сравнений, развернутых метафор, ничего, что носило бы на себе следы литературности. Он изображает мир через восприятие «мужика» и выбирает изобразительные средства из той сферы жизни, которая близка его герою. Рассказчик в стихотворении «Не всем одна смерть», желая дать представление о несметных богатствах пана, говорит: «У склепе, як бульба, дукаты». Сравнивать дукаты с картошкой в погребе может только крестьянин. И только он может, обращаясь к музе, сказать, что надо «потянуть смычком» березку, чтоб она на вечные времена «ревела мужиком» («Смычок»). Способность заглянуть в душу крестьянина, способность воспроизвести живую народную речь и придать ей силу поэтического воздействия сделали произведения Богушевича доступными демократическому читателю и слушателю.

Литературная деятельность Богушевича была значительным явлением в общественной жизни Белоруссии. Голос поэта звал к борьбе за социальное и национальное освобождение. Недаром царская цензура даже в течение многих лет после смерти писателя жестоко преследовала его творения. Когда белорусское издательское товарищество в Петербурге издало в 1907–1908 годах «Дудку белорусскую» и «Смычок белорусский» Богушевича, на эти книги был наложен арест. Петербургский комитет по делам печати поручил цензору сделать специальный доклад о сборниках Богушевича, а затем направил свое заключение[14] прокурору судебной палаты. 6 ноября 1908 года состоялся своеобразный «суд» над книгами поэта. Судебная палата на своем заседании постановила привлечь к ответственности и издателей сборника и их автора. Чиновники из цензурного и судебного ведомств не знали, что постановили возбудить дело против человека, умершего уже восемь лет тому назад, зато им хорошо было известно, какое воздействие оказывали произведения Богушевича на читателей. Стихотворения поэта находили глубокий отклик среди крестьянства и демократической интеллигенции Белоруссии. Примечательно, что они использовались как материал для революционной агитации, — укажем, например, что поэт Адам Гуринович, выписывая из-за границы для студенческого кружка нелегальную революционную литературу, включил в список требуемых книг «Дудку белорусскую»[15].

Одаренный поэт, Гуринович был одним из продолжателей дела Богушевича. В стихотворном послании, обращенном к «Матею Бурачку», Гуринович благодарит своего старшего собрата за высокий гражданский пафос его поэзии. Боевая агитационная интонация отличает стих самого Гуриновича. В известном смысле он пошел дальше своего учителя, прямо призывая крестьянство сокрушить существующий социальный порядок («Нас душили паны…», «Что ты спишь, мужичок…»). Подобно Богушевичу, Гуринович выступает от имени крестьянской массы, разговаривает с крестьянским читателем как человек, живущий с ним общими интересами. В сатирических куплетах, по форме близких к народной частушке, Гуринович разъясняет белорусскому мужику, угнетенному панами и ограбленному царской «милостью», необходимость «собираться кучей», осознать силу объединенного и организованного сопротивления произволу.

Деятельность Гуриновича-поэта была прервана в самом ее начале. Арест, болезнь, смерть на двадцать пятом году жизни отняли у белорусской литературы не только большого поэта-трибуна, но и даровитого лирика. Такие стихотворения, как «Бор», «Жатва», проникнутые любовью к пейзажам родной страны, к ее народу-труженику, свидетельствуют о незаурядном лирическом таланте поэта, голос которого не дошел до читателей-современников; да и для нас архивы сохранили, к сожалению, очень немногое.

3

Заканчивая предисловие к сборнику «Смычок белорусский», Богушевич писал: «Смычок есть, а кто-нибудь скрипку, может, сделает, а там была „Дудка“, — вот мы и сложим музыку…»