Белорусские народные сказки - [19]

Раз приходит дед к своему просу и видит: стоит в просе журавль, да такой большущий!

Дед взял палку, подошел да как запустит в журавля. Тот поднялся и улетел.

Стал оглядывать дед свое просо, а оно все начисто побито, потоптано, поломано.

Тогда он вернулся домой и говорит бабе:

—      Вот, бабка, дал нам бог хороший урожай, да не даст он снять его.

—      Почему это не даст снять?

—      Да повадился журавль в наше просо и прямо не клюет, а косит — все начисто побил, поломал.

—      А ты же, дедка, прежде был охотником, так возьми ты свою кремневку, почисть ее, подкрадись, да и убей журавля. Вот и мясо нам будет!

Послушался дед бабы, достал из клети кремневку, почистил и утром пошел к своему просу.

А журавль-то прилетал перед полуднем. И пока дед подползал, пристраивался да примеривался, как ему убить журавля, глядь, а он уже там. А какой хитрый этот самый журавль, ну что твой змей: только дед подошел, а он уж и оборотился — то птицей был, а то стал паном, аж весь сияет, при всей форме и лицом румяный.

И говорит пан деду:

—      Стой, дедушка, не убивай меня! — говорит.

А потом спрашивает:

—      Это твое, дедушка, просо?

—      Мое.

—      Что ж ты хочешь за свое просо?

Испугался дед, видит: пан, как-никак, а он такой бедняк, оборванный, залатанный, закопченный. Будто из черной бани из какой!

—      Что,—говорит,—я хочу? Нет у меня никого—ни детей, ни родичей, и кормить меня некому.

—      Ну, дедушка, коли нет у тебя никого и некому тебя кормить, так иди ты вслед за мной зеленой тропой, шелковой травой, выйдешь на поляну, там будет мой дом. Да не иди ты к крыльцу оттуда, где солнце заходит, а иди с юга. Там увидишь Другое крыльцо, на него подымись и войди в дом. Там будет страж стоять. Он спросит у тебя, куда ты идешь, а ты скажи, мол, к Журавлевому. Он тебя и пустит. А может, я сам услышу либо в окно увижу и двери тебе отопру!..

Сказал он это, и — хлоп-хлоп! — сделались у него руки крыльями, поднялся он и полетел.

Идет дед зеленой тропой, шелковой травой, выходит на поляну и видит посреди поляны дом, да такой красивый, что ни вздумать, ни гадать, только в сказке сказать. Такого другого, может, во всем нашем царстве нету — так и сияет.

Подходит дед к тому крыльцу, которое на юг глядит, а там стража.

—      Ты куда,— спрашивает,— идешь, бродяга ты эдакий? Как ты смеешь тут шляться?!

А тот, журавль-то, услыхал, отворяет одни двери, потом другие:

—      А ну, иди, иди сюда!

Стража сейчас же отступила в сторону. Вот дед прошел один покой, другой покой, входит в третий.

Журавль усадил его в кресло, как вот примерно вы меня, и поставил ему угощение — продуктов, фруктов разных, вина всякого, показал перед ним весь свой стол, на котором разве что птичьего молока не было.

Накормил-напоил деда и снова спрашивает:

—      Что ж ты, дедушка, хочешь за свое просо?

—      Панок! Золотой мой! Как я могу сказать? На что ваша милость будет, то и дадите!..

Тогда пан пошел в другой покой, вынес ему кошель и говорит:

—      Ну, дед, коли ты по дороге захочешь есть, скажи только: «Кошелек, кошелек, дай мне поесть-попить!» Он откроется, и будет тебе из этого кошеля и стол, и пища, и все то, что ты у меня ел. А как наешься-напьешься, открой кошель и скажи: «Питье да еда, схоронитесь сюда!» Тогда все и попрячется, а ты сверни кошель и ступай себе домой. Только помногу не пей, а то захмелеешь и кто-нибудь украдет у тебя кошель.

Идет дед домой, и страх как хочется ему поглядеть, правда ли то, что журавль говорил. Прошел он полдороги, не утерпел — сел, вынул кошель, раскрыл его и велит:

—      Кошелек, кошелек, дай мне поесть-попить!

Отведал дед понемножку того-сего и говорит:

—      Питье да еда, схоронитесь сюда!

Все и попряталось обратно в кошель.

Приходит он в свое село, входит к себе в хату.

—      День добрый! — говорит.— Жива ли тут моя старуха?

—      Да я-то жива, дедулька, а ты жив ли?

—       Я жив-здоров.

—      А я уж думала, что тебя либо волки съели, либо медведи задрали, во мхи затащили, закопали и колоду навалили!

—      Нет, бабулька, и волки не съели, и медведи не задрали, а принес я тебе хлеба-соли. Будет нам по гроб жизни. Садись-ка, бабка, за стол,— может, ты месяц не ела,— да и я рядком сяду. Будет нам еда и питье.

—      Что ты, дедулька, откуда ж ты возьмешь еду и питье?

—      Садись-ка, садись!

Сели они за стол, вынул дед кошель, положил его на стол, а стол-то корявый,— известно, в курной избе!

Раскрыл дед кошель.

—      Ну,—говорит,—кошелек, кошелек! Чтобы мигом были и еда и питье.

И тут — откуда что взялось!

Была курная изба, а тут стали покои, может, получше этих, да что эти! Может, и в целом царстве таких больше нету. И разная-разная еда и питье, тух тебе и вина, и бабки, и пироги — всего было вдоволь.

Дивится старуха:

—      Господи, господи! Откуда все это?

—      А вот, бабка,— отвечает дед,— как послала ты меня убить журавля, так прихожу я к своему просу, а он уж там. Только я приладился его убить, а он обернулся паном, да таким, что аж весь сияет. «Что ты, говорит, хочешь за свое просо?» А я ему говорю: «Никого у меня нет, кормить меня некому». Тогда он говорит: «Иди ты ко мне домой зеленой тропой, шелковой травой, там я тебя награжу!» Пошел я туда, домой "к нему, он меня накормил, напоил и вот кошель дал.