Белорусские народные сказки - [15]

— Братцы, вон в той стороне словно бы огонек виднеется! Старший брат и пошел за огнем. Приходит он в чащобу к самому болоту, глядит: стоит избушка на курьих ножках. Вошел охотник в избушку, лежит старичок, сам в уголке, нос на крюке, ноги на потолке.

Охотник ему и говорит:

— Здорово, старинушка!

— Здорово, детинушка!

— Дай-ка, старинушка, огня!

— Скажи сказку, да присказку, да еще небылицу. А коли не скажешь, так я у тебя со спины полосу вырежу, об ось потру и огня добуду.

Не сумел старший брат рассказать сказки. Тогда взял старик да со спины у него полосу и вырезал, об ось потер и добыл огня.

Охотник взял огонь и пошел. Совсем было уже дошел до места, как вдруг спина у него разболелась, и огонь погас. Приходит он к братьям и говорит:

— Погас огонь.

И приказывает среднему:

— Ступай теперь ты за огнем.

И со средним братом приключилось то же, что со старшим, и этот не принес огня. Посылают дурака.

Пошел дурак за огнем, а умные меж собой разговаривают: — Пусть старик и нашему дураку полосу вырежет, не одним нам страдать.

А дурак отыскал избушку, вошел в нее и видит: лежит старичок, сам в уголке, нос на крюке, ноги на потолке. Дурак и говорит:

— Здравствуй, старинушка!

— Здравствуй, детинушка!

— Дай, старинушка, огонька.

— Скажи сказку, да присказку, да еще небылицу. А коли не скажешь, так я у тебя со спины полосу вырежу, об ось потру — вот и огонь будет.      ^

Отвечает дурак:

— Сказку-то я скажу, только не говори мне «врешь»! Если же скажешь, так уж я сам у тебя со спины полосу вырежу, об ось потру и сам огня добуду.

На том и порешили, и начал дурак сказку сказывать:

— Вот, старинушка, первая сказка. Жил я с дедом, а батюшка тогда еще не родился. Как батюшка родился, послал меня соседей на крестины звать. Пошел я, два двора миновал, а третий позабыл. Всю деревню обошел и никого не позвал, вот и привалило на крестины народу видимо-невидимо, так что и посадить негде. Да ведь я догадлив: кого на кол, кого на рогатину — всех рассадил.

А у дедушки моего был ковш, из железа выдолбленный. Вот и стал я соседей из этого ковша потчевать: два раза по лбу, а третий с водкой. Так их употчевал, что из-за стола не вылезут.

Ну, кое-как прочухались и разошлись по домам.

Захотелось тут моему деду дичинки. Взял я топор, взял пилу и пошел на охоту. Вижу—гора высокая. Я давай на ту гору лезть.

Лез, лез, шилом подпирался. Влез на гору, глянул: там озеро, плавают три уточки, две беленьких, а третья ну что твоя снежиночка. Я как запущу в них топором: по двум промахнулся, а в третью не попал — всех трех убил. А топор соскочил с топорища, да и плавает, а топорище утонуло. Как его достать?

Я и давай вокруг липняк да орешник рубить, да корзины плесть. Наплел корзин и начал ими воду из озера черпать. Всю воду до капельки вычерпал, достал и уточек и топор с топорищем. Принес домой, а дедушка говорит:

—      Благодарствую, внучек! Вот я с крестин-то подкреплюсь маленечко дичинкой!

Захотелось тут мне еще больше ублажить дедушку, и пошел я снова для него на охоту, а топор-то захватить и забыл. Иду это я около тростника, а в тростниках дятлы пищат. Примерился я, как этих дятлов взять, а рука не пролезает. Ну, я туда голову засунул да всех их там и поел. Хотел идти, а голова обратно не лезет. Что тут делать? Я голову оставил, сбегал домой, взял топор, вернулся к тростнику, голову разрубил, взвалил на плечи и пошел.

Иду себе вдоль речки по крутому бережку, захотелось мне напиться. Снял я со своей головы черепок, зачерпнул воды, напился, положил черепок обратно на голову и пошел дальше.

Посмотрел на тот берег и вижу: медведь шмеля дерет. Я через речку перескочил прямо к медведю да как хвачу его топором, он наземь и повалился.

—      За что ты его дерешь? — спрашиваю медведя.

А медведь отвечает:

—      Обещался он мне два пуда меду дать, да обманул, вот я его за это и деру.

Я, старинушка, медведя прогнал. За это шмель мне два пуда меду дал. А во что мне этот мед взять? Да я догадлив: надрал лыка, к лыку весь мед привязал да за пазуху. Прихожу к берегу, а перейти негде. Тогда сгоряча-то перепрыгнул, а теперь, с медом, не могу. Вдруг вижу под кустом две лодочки: одна дырявая, а другая без дна. В дырявую я сам сел, а в другую, без днища, мед положил.

Переплыл реку, побежал домой, заложил кобылу в телегу. Приехал за медом, поклал на воз сколько мог, да еще малость осталось. Привез домой, а тут, на тебе, воз в ворота не лезет. Недаром я догадлив: пробуравил подворотню буравчиком — кобыла с возом и проскочила. Кобылу я отпряг, привязал, начал мед прибирать, а кобыла оторвалась, пошла к речке, наелась из лодки меда, напилась воды, да и издохла.

Нашел я кобылу у речки, содрал с нее шкуру и поволок эту шкуру домой. Оглянулся назад: идет моя голая кобыла. А мужики у дороги гречку сеяли. Кобыла и улеглась на пашню. И что ты скажешь, на моей кобыле стала расти гречиха! Росла, росла, зацвела и уже поспевать стала.

А тут еще завелись в гречихе тетерки. Я и тут догадался: приладил к кобыле два короба, а к хвосту привязал колотушку. Как сходит кобыла в поле, так два короба тетерок и принесет.

Ходила моя кобыла под дубами. Свалился желудь да прямо на нее, забился между ребрами, и, хочешь верь, хочешь не верь, начал расти на кобыле дуб. Вырос он высокий-превысокий — под самые небеса.