Белокурый циклон - [29]

Неприятное приключение страшно утомило профессора. Столько переживаний, а он всем сердцем ненавидел неудобства и беспорядок.

Профессор лег и погасил свет. Он был счастлив, что вся эта неприятная, утомительная история наконец-то закончилась, и уснул глубоким, здоровым сном.

Глубокий, здоровый сон длился минут десять, а потом профессор проснулся, почувствовав, что его трясут за плечо.

Рядом стояла Эвелин и шептала ему в ухо:

— Скорее вылезайте в окно, я приставила к стене лестницу…

Договорившись с владельцем гаража, Эвелин поспешила назад. Она была всего в нескольких шагах от гостиницы, когда перед домом с пронзительным визгом остановилась машина. Из нее выскочило несколько человек, и у Эвелин оставалось ровно столько времени, чтобы успеть спрятаться за ближайшее дерево, прежде чем ее увидели. Она сразу же узнала Адамса и Гордона. Тип в кричащем костюме и с моноклем тоже был тут. Стало быть, они следовали за беглецами и только немного отстали по дороге. Они начали совещаться. Эвелин из-за своего дерева слышала каждое их слово.

— Похоже, что они оказались достаточно глупы, чтобы задержаться здесь, — сказал Адамс. — Надо будет прикончить обоих.

— Подождем, — предложил Гордон, оглядев окна. — В трех номерах еще не спят. Наши пташки никуда отсюда не денутся. Посидим спокойно и подождем. Они в наших руках.

Пошел дождь. Все шестеро приехавших спрятались под аркой. Эвелин больше не била дрожь. Со временем человек привыкает даже к смертельной опасности. Сейчас она боялась только за этого прекрасного, благородного человека — лорда Баннистера, которого она несмотря на всю его ворчливость успела так полюбить и которого эти люди собирались убить. Она заглянула в окно. Приехавшие сидели за столом, поглядывая на дверь, ведущую к номерам. Эвелин быстро подошла к большой красной машине, на которой приехали их преследователи.

В автомобилях Эвелин разбиралась. При жизни отца у них был отличный «форд», и Эвелин сама водила его. Сейчас это пригодилось. Она быстро выпустила воздух из всех четырех шин, а затем, приподняв капот, оборвала провода, ведущие к свечам, и выпустила воду из радиатора. Затем она вернулась к гостинице. Во двор выходил только один номер, так что ошибиться она не могла. За открытым окном второго этажа спит профессор. По счастью, к чердачному окну была приставлена лестница, и Эвелин, напрягая все силы, передвинула ее и с дрожью в коленках начала подниматься вверх. Высоты она боялась по-прежнему.

Профессор приподнялся, готовый выругаться, но слова застряли у него в горле, когда он увидел лицо девушки.

— Ради бога, умоляю вас, — продолжала Эвелин, — ни о чем не спрашивайте, следуйте за мной, иначе вас убьют. Внизу убийцы, каждую минуту готовые ворваться сюда. Не теряйте ни секунды, молю вас! Они думают, что и вы замешаны в этом деле, я сама слышала, как они говорили, что застрелят вас…

По спине профессора пробежал холодок. Он чувствовал, что девушка не лжет. Профессор быстро обулся…

— Оставьте костюм! Каждая секунда может стоить нам жизни. А костюм можно купить по дороге. Прошу вас, идемте, идемте же…

Захватив только бумажник и обернув вокруг шеи полотенце, Баннистер — в лакированных туфлях и свежевыстиранном гостиничном халате — начал вслед за девушкой спускаться по лестнице. Лил проливной дождь…

До машины профессора они добрались вполне благополучно.

Прошло несколько секунд, прежде чем заработал двигатель. Секунд, показавшихся часами. Наконец машина тронулась с места.

Только теперь бандиты, встревоженные шумом мотора, выбежали на улицу!

Машина, однако, уже мчалась, разбрызгивая во все стороны грязь. Грохнули два выстрела.

Пробив заднее стекло, пуля волею случая прошла как раз между профессором и Эвелин. Оба слышали, как она просвистела мимо их ушей, и лорд Баннистер не мог не признать, что, описывая ситуацию, девушка не прибегла к поэтическим преувеличениям.

На скорости сто километров они оставили позади опасность и Ла-Рошель. Бандиты, вероятно, сейчас беспомощно топтались вокруг своей выведенной из строя машины. Впрочем, их старенький «мерседес-бенц» имел примерно столько же шансов догнать скоростную «альфа-ромео» профессора, сколько имела бы немолодая дойная корова в погоне за находящимся в отличной форме горным орлом.

Профессор, сидя за рулем в мокром халате, с растрепанными волосами и полотенцем на шее, выглядел довольно странно, хотя, может быть, и не более странно, чем в только что брошенном им вечернем костюме. Платье Эвелин тоже было испачкано грязью, порвано и измято.

— Вам не кажется, мисс Вестон, — спросил шепотом успевший совершенно охрипнуть профессор, — что вы даже чрезмерно почтили меня своим доверием, а заодно воспользовались моим? Надеюсь, вы не рассердитесь, если я поинтересуюсь — ради чего, собственно, я рискую жизнью?

— Ради возможности спасти честь человека!

— Это в нее, что ли, превратились семейные драгоценности? На судне, когда вы в первый раз помешали мне спать — не принимайте мои слова за упрек, я как-то успел уже к этому привыкнуть — вы занимались семейными драгоценностями, теперь же оказывается, что мне приходится мчаться, словно сумасшедшему, по этому шоссе ради чести какого-то неизвестного господина. Я не трус, но, по-моему, мисс Вестон, я вправе возражать против того, чтобы на меня возлагали обязанности то ли киноартиста, то ли пожарника. О такой мелочи, как риск для жизни, я уж не говорю…